– Снимайте одежду и устраивайтесь поудобнее, – сказала Мэй своим певучим голосом.
Я начала снимать халат, который надела в начале спа-дня, но мама предупреждающе коснулась моей руки. В ее глазах вновь появилась тревога.
– Наверное, сегодня мы пропустим массаж спины и сделаем упор на ноги, – обратилась она к Мэй.
Потребовалась пара секунд, чтобы понять почему. Из-за татуировки на спине.
Мэй застыла, как и я. Я опустила руку, оставшись в халате.
Мэй массировала только икры и ступни, как и попросила мама. Сеанс, конечно же, прошел великолепно, но я не смогла насладиться ни единым моментом.
Всю дорогу до дома я молчала и, даже когда мы оказались в особняке, не проронила ни слова.
Папа был дома, вероятно, потому, что мама ему написала.
Отец поцеловал меня в висок.
– Может, тебе стоит посидеть здесь несколько недель?
– Не хочу прятаться. Я не сделала ничего плохого, – отрезала я.
– Разумеется, так и есть, – сказала мама. – Ты ведь понимаешь, что мы защищаем тебя от общественности не по этой причине. Но тебе известно, какими могут быть люди.
– Им нужны сплетни, – прорычал папа. – Но лучше поискать их в другом месте.
– Я не собираюсь прятаться, – заявила я наконец. – Если не расскажу им свою версию, то они придумают какую-то другую историю. Чем дольше я прячусь, тем больше они уверены в том, что мне есть что скрывать, а последнее как раз указывает на чувство вины. Поэтому я не хочу скрываться!
Отец улыбнулся, его глаза зажглись восхищением и гордостью.
– Хорошо. Что ты предлагаешь?
– Через некоторое время у мэра Штайна состоится ужин, и я хочу там присутствовать. И я не намерена пробираться туда через черный ход или в толстовке, натянутой на лицо. Если папарацци хотят заполучить мое фото, то они его получат, но на моих условиях, как и раньше.
– Они попытаются поймать тебя в неожиданный момент, когда ты будешь наиболее уязвима. Возможно, даже сделают снимок твоего уха или татуировки, – мягко заметила мама, которая всегда старалась оберегать меня.
Я пожала плечами.
– Мне известны правила игры. Я сама играла с журналистами в течение многих лет, и они никогда не получали того, чего хотели. На все требовалось мое дозволение. И я не стану ничего менять. Они увидят татуировку, как только я изменю ее под себя, а насчет уха… – Я замолчала. Сложно отрицать, что очевидный изъян меня не волновал. Я всегда стремилась к идеалу, меня хвалили за безупречную красоту, а теперь было нелегко свыкнуться с несовершенствами. – Я не собираюсь прятать ухо и буду с гордостью носить этот шрам, как все мафиози, ведь у меня появился знак, а в жизни есть ситуации, за которые стоит расплачиваться.
– Я никогда не был так горд тобой, как сейчас, – проговорил папа.
Мама поцеловала меня в лоб.
Я знала – они сильно беспокоятся о том, что я стану частью Семьи и подвергнусь еще большей опасности. Однако то, что они