Глава первая
Я оставил Итаку, чтобы узнать о жребии отца своего.
Заметка из газеты «Боунвильский курьер» от 27 апреля 1858 года.
Недавно мальчик десяти лет, живущий в окрестностях Боунвиля, на пути домой попал в грозу. Едва он укрылся от непогоды под большим дубом, как в дерево ударила молния. Мальчик без чувств упал на землю, а вся его одежда обратилась в пепел. Но в тот день фортуна улыбнулась ему: свидетелем несчастья оказался отец мальчика, который не растерялся и сумел оживить сына с помощью мехов для раздувания огня. В дальнейшем ребенок полностью оправился и никак не пострадал от происшествия, однако молния оставила ему необычный сувенир – на его спине отпечатался силуэт дерева! В последние годы задокументировано уже несколько таких «дагеротипов молнией», являющих собой очередную научную загадку.
Та моя встреча с молнией вдохновила Па на изучение фотографической премудрости, из-за которой все и началось.
Па и раньше интересовался фотографией, ведь родом он из Шотландии, где это искусство процветает. Он пробовал делать дагеротипы, когда только обосновался в Огайо – в краю, богатом минеральными источниками (откуда добывают бром, важный компонент проявочного процесса). Но дагеротипия – дорогостоящее занятие, приносящее очень скромную прибыль, и Па не смог продолжать дело. «У людей нет денег на изящные сувениры», – рассудил он. Вот почему он стал сапожником. «Зато сапоги всегда нужны», – говорил Па. Его специальностью были кожаные веллингтоны с низким голенищем, причем в каблуках он устраивал потайное отделение для хранения табака или складного ножика. Сапоги с тайником пользовались большим спросом, так что мы неплохо жили за счет заказов. Работал Па в мастерской рядом с хлевом и раз в месяц ездил в Боунвиль с целой повозкой обуви. Повозку тянул наш мул по кличке Мул.
Но после того как молния отпечатала у меня на спине силуэт дуба, Па вновь направил свое внимание на фотографирование. Он был убежден, что изображение на моей коже возникло в результате тех же химических реакций, на которых основан фотографический процесс. «Человеческое тело, – говорил он мне, смешивая вещества, которые пахли яблочным уксусом и тухлыми яйцами, – есть сосуд для тех же загадочных субстанций, объект тех же физических законов, что и вся остальная вселенная. Если изображение под воздействием света может фиксироваться на твоем теле, значит такое же воздействие зафиксирует изображение и на бумаге». И поэтому его теперь привлекала не дагеротипия, а только что изобретенная форма фотографирования, где бумагу смачивали в растворе солей железа, а потом переносили на нее посредством света позитивное изображение со стеклянного негатива.
Па быстро освоил новый метод – коллодионный процесс – и прославился своим доселе невиданным ремеслом на всю округу. Неустанно экспериментируя, не боясь неудач, он научился делать снимки невероятной красоты. Эти ферротипы (такой термин придумал для них Па) не обладали четкостью дагеротипов, напротив – они состояли из тонких переходов света и тени, чем напоминали рисунки углем. Па разработал собственную формулу светочувствительной эмульсии и запатентовал ее, после чего смог открыть ателье в Боунвиле, недалеко от здания суда. И моментально в наших краях вспыхнуло повальное увлечение его портретами на покрытой железистым порошком бумаге, ибо стоили они несравнимо дешевле дагеротипов и могли воспроизводиться с одного негатива бесчисленное количество раз. Чтобы сделать снимки еще привлекательнее и получить плату за дополнительную услугу, Па раскрашивал их цветными пигментами, замешанными на яйце, отчего портреты обретали поразительное сходство с оригиналом. В ателье отовсюду съезжались люди, желающие сделать у Па свою фотографию. Одна богатая леди приехала из самого Акрона. Я помогал Па в ателье, устанавливал освещение и чистил фокусировочные пластины. Несколько раз Па даже позволил мне полировать новую линзу для портретной съемки, которая была самым крупным нашим вложением в дело и требовала деликатнейшего обращения. И постепенно обстоятельства складывались так, что Па стал подумывать о продаже сапожного дела. По его собственному выражению, «запахи фотографических составов все же приятнее вони чужих ног».
Но тут спокойное течение нашей жизни нарушилось раз и навсегда предрассветным визитом троих всадников, вороного жеребца и пони с белой отметиной на морде.
В ту ночь меня разбудил Митиваль.
– Сайлас, просыпайся! Сюда кто-то едет!
Я бы солгал, сказав, что тревога в его голосе заставила меня тут же вскочить с постели. Ничего подобного. Я пробормотал что-то невнятное и зарылся поглубже в одеяло. Тогда он как следует ткнул меня в бок, что для него непростая задача. Призраки не слишком приспособлены для физического воздействия в материальном мире.
– Дай мне поспать, – недовольно буркнул я.
Но тут у входной двери завыл Аргус, словно дух смерти банши, и клацнул металл – это Па взвел курок ружья. Я выглянул из оконца рядом с кроватью, однако в ночной темноте не было видно ни зги.
– Их