Вдруг Рыжка запрядала ушами и начала бочить.
– Но, но, старая! – мастер Йозев аж поперхнулся от неожиданности. – На ежа, что ли, наступила?
Кобыла зафырчала и остановилась.
– Да что б тебе пусто было, – Йозев, пыхтя, слез с козел, – что ты там увидела?
На обочине дороги, почти в самых кустах, кто-то лежал.
– И думать не смей, аспид! – бушевала Гретта, когда Йозев, с трудом растолкав благоверную, показал свою находку. – Лежит и лежит себе, мало ли, проходимец какой! Пьяный поди! Да и сам-то ты что, ракитницы дёрнул, пока я спала?
– Тихо ты орать-то! – не остался в долгу Йозев. – Что дёрнул, то назад не выльешь. Помоги лучше человека на телегу положить, в Хельсвуде к лекарю отнесём.
– Ах ты, паршивец, ах ты пьянь толстая! Да где это видано – бродяг подканавных в телегу к честным людям сажать! Да ещё к лекарю его! А платить лекарю тоже ты будешь? У этой швали, небось, ни монетки нет!
Йозев осторожно подошёл поближе к лежащему и тут же сделал шаг назад. Пышущая гневом, но оттого не менее любопытная Гретта сунулась следом и взвизгнула:
– Да это ж кхарь болотная! А ну садись в телегу, и гони во весь опор, жалельщик драный!
– Цыц, дура! – Йозев сам не заметил, как взбеленился. – Кхарь, не кхарь, а раненый он. Негоже на дороге оставлять валяться. Что Создатель заповедовал? «Помогай ближнему своему в тяготах его»…
– Ты кхарь ближним-то не считай, и Создателя не прилепливай, аспид, как есть аспид! Очнётся кхарь твоя да и порубит нас своим ножичком, вона какой у ноги-то лежит!
У ноги лежал не ножичек, а самый настоящий меч. По зеленоватому лезвию струились странные знаки, периодически вспыхивающие ярким фосфорным огнём. Владелец меча лежал ничком в траве, голова и торс были почти скрыты в кустах. Наружу торчали только длинные худые ноги в высоких сапогах, да жуткий меч из зеленоватого металла, совсем не похожий на оружие обычных стражников.
– Нет, – покачал головой Йозев, – негоже так. Убивец он или нет, а я грех на душу брать не хочу. Довезём до лекаря, а там с глаз долой. Ехать-то осталось полчаса, не больше. Авось, не очухается.
Гретта всё ещё продолжала вопить и поносить мужа на чём свет стоит, а Йозев с трудом, преодолевая одышку, вытащил бесчувственное тело на дорогу. Им оказался высокий худой воин в странных доспехах из тусклых пластин, похожих на крупную чёрную чешую, мертвенно-бледный, не сказать белый. Голова была замотана тряпкой, из под которой тоненькой струйкой стекала кровь. Такая же струйка пробивалась сквозь чешую на груди. Видно было, что владелец зелёного меча при смерти, если уже не умер. Йозев наклонился и поймал чуть заметное дыхание.
– Жив! – крикнул он жене. – Жив ещё! А ну-ка, помогай!
Гретта от души сплюнула на землю и, стараясь не касаться мутно-белой кожи, стала подталкивать тело в телегу. Воин был странно лёгким, и упал на сено почти бесшумно.
– К Рилмоку правь, – распорядилась Гретта, устраиваясь рядом с мужем на козлах. Места для двоих не хватало и Йозев балансировал на краю сиденья, отчаянно пытаясь не свалиться. Спорить с женой сейчас было себе дороже, – Он в Хельсвуде на отшибе живёт, у самой реки. Ему кхарь и сбагришь, да не вздумай денег давать! Пущай свои опыты проводит, нечестивец.
– Ох, и злющая ты, – пробормотал Йозев, – хлебом не корми, дай человека оболгать. Ну какие опыты он проводит, башка твоя тыквенная? И лекарь, и травник, и грамоте обучен, люди в Хельсвуде чуть не молятся на него, даром что молодой совсем. Ты-то сама к кому за отваром от кашля да за примочками меня гоняла? И не говори, что не помогло.
– Помогло, – признала Гретта, – да только в доме у него уж больно не по-людски всё, книги какие-то стопками лежат, не повернуться из-за них, а трав сушёных да пизирьков с настойками я у него почти и не видела. Ты мне скажи – на кой человеку в нашей-то глуши столько книг? Для врачеванья не бумажки нужны с каракулями, а руки с головой,