– Заходи, – из темноты послышался хриплый голос, – расселась.
Мирослава глубоко вздохнула и встала. Зашла в неуютный дом. Пустые стены, старый потертый ковер, тусклая лампочка. Включила главный свет – яркую лампу.
– Опять глаза портишь?
– Не начинай. Уверен…
Он замолчал. Потому что знал, как разговоры о плохих людях раздражают Мирославу.
– Понятно, – нахмурилась, незаметно для дяди.
Она разложила на столе продукты, в то же время рассказывая дяде, что никаких покупных соков и прочей химии нет. Давно договорилась с фермером из одной умирающей деревушки. Вот и мотается по окрестности Североуральска-19, чтобы дядька успокоился. По-доброму называла стариком его – хотя разменял лишь пятый десяток. Выглядел как сказочный старец из дремучего леса. Серое нездоровое лицо покрывали глубокие морщины, а помутневшие глаза утопали в обвисшей тонкой коже.
– Осторожнее с фермером. Говорила, неизвестные таблетки тоже пьет? Не подмешал бы чего.
– Опять со своими заговорами. Болячек у него много. Прописали всякого, вот и сложно разобраться, что и почему пьет. И пашет каждый день, не то, что некоторые.
– Эх, хоть живет вдалеке от центра, где вся гниль, – задумчиво ответил дядька. – Тебе урок.
Мирослава жила в центре города. Сравнивала Североуральск-19 с собой – одинокой изгнанницей. Во времена былого величия глухомань могла стать научным ядром страны. Теперь это кладбище заводов и исследовательских центров – черная дыра, в которой исчезают потомки тех, кого угораздило сюда попасть. Вот и мать Мирославы – уважаемый профессор химии – вздумала влюбиться во время командировки в местного химика. Однажды вырвалась из города, откуда сбежала в 18 лет. Любовь вернула. Обсудить недальновидное решение родителей остаться в Североуральске-19 Мирослава может только с братом матери – который, впрочем, ничего дельного сказать не может.
– Как выродок? – нарушил неловкую тишину дядя Тихомир.
– Начинается. Родной же тебе.
– Ничейный. Как и мы с тобой семье этой. Чужие.
У Мирославы два родственника – дядя и племянник. По крови родня только дядя. Их троих связывает семейство Брониславских, которые стоят у истоков города. Мирославу мать родила от первого брака, второй муж породнил их с Брониславскими. В закрытый город переехали, когда ей было три года. В семье родилась еще одна дочь. А спустя год после рождения девочки произошел громкий скандал, и отец сбежал вместе с дочерью, даже не попрощавшись. Мирослава осталась с матерью в городке, здесь и похоронила её.
– Когда прекратите ругаться? Одни ссоры.
– Не нравится он мне, – дядя Тихомир медленно и тщательно пережевывал свежий хлебушек, утрамбовывая кусочки целыми зубами на левой стороне челюсти, – глаза дикие. Что-то постоянно замышляет. Хулиганит. И не выполняет обещаний. Бандит растет!
– Да вырос, – Мирослава захохотала, – уже восемнадцать. И не бандит вовсе. Полгода назад на завод устроился. Забыл?
Тихомир хмыкнул и украдкой глянул в окно. Мирослава сделала вид, что не заметила. Уложила продукты в холодильник, прибралась и пошла к выходу. Остановилась у порога и сказала:
– Подумай на досуге. Возможно, решишь перебраться ко мне. Или в новый дом. Гиблое это место. Сносить пора. Невозможно здесь жить.
– Никогда, – голос дядьки задрожал. – Нет! Нельзя уходить, а вдруг…
И замолчал. Мирослава попрощалась и предупредила, что весь день просидит в библиотеке. Нужно проверить документы, книги и список должников. Дядя молча продолжил жевать хлебушек. Мирослава тихонько закрыла за собой дверь.
1
В библиотеке тихо. Сюда редко приходят люди. И Мирославе это нравилось. Можно быстро выполнить работу и что-нибудь почитать. С детства любила книги – особенно увлекали истории о заговорах, правительственных секретах и шпионаже. После того, как предыдущий библиотекарь сначала потеряла жениха, сошла с ума, а потом и вовсе пропала, Мира решила устроиться на её место и посвятить себя хранению книг. Семью заводить не спешила. Тридцать с хвостиком, а детей и мужа нет. Мимолетные романы можно посчитать по пальцам – последний свеж в памяти, расстались с любовником три недели назад. Мирослава не хотела семьи. Личный опыт и истории о некрепких и трагических браках Брониславских превращали зачатки мыслей о семейной жизни в яд, разъедающий нутро.
В дверь коморки, которая служила кабинетом, постучали. Мирослава ответила не сразу, зачиталась. В правой руке крепко от нарастающего волнения держала книгу с интригующей обложкой – приоткрытая металлическая дверь, изумленный глаз в щели и человек в капюшоне рядышком. Левой постукивала по открытому ежедневнику. Под влиянием болтовни дяди и закрученных романов заимела привычку записывать в блокнот все свои действия, наблюдения и планы. Еще один настойчивый стук вернул