Пролог. Последние секреты Мазарини
Март 1661 г. Париж. Дворец кардинала
Колоннаду внутреннего двора Лувра огласило гулкое эхо от грохота колёс, топота конских копыт и громкого звука фанфар. От парадного крыльца отъехала золочёная карета, запряжённая шестёркой лошадей под голубыми чепраками с вышитыми на них золотыми лилиями. За королевской каретой следовал кортеж из трёх карет и двенадцати верховых дворян и пажей, а замыкал эту процессию отряд из двадцати мушкетёров, одетых в тёмно-синие мундиры и голубые плащи с серебряными крестами.
Король отправился в кардинальский дворец, чтобы лично навестить первого министра, чьё здоровье резко пошатнулось, а в последние дни ухудшилось настолько, что внушало серьёзные опасения не только врачам, но и самому кардиналу. И хотя пешая прогулка из Лувра во дворец Мазарини занимала всего несколько минут, на этот раз визит короля к первому министру был официальным, и требовалось строгое соблюдение придворного этикета. Да и талый снег после проливных дождей поздней весны утопил парижские улицы в непроходимой грязи, а посему, отправляясь куда-либо, следовало помнить о сохранности и чистоте своей обуви. Верховая прогулка не представлялась возможной альтернативой, так как появиться у постели тяжело больного в кавалерийских сапогах Людовику не позволяло ни личное уважение к кардиналу, ни осознание того, что эта встреча могла оказаться последней.
Всё время пути маркиз дю Плесси-Бельер, единственный из приближённых, кого Людовик пригласил ехать в своей карете, чувствовал напряжённость в молчаливом внимании короля. Не проронив ни слова, Людовик то и дело бросал в сторону своего спутника взгляды, в которых сквозили горечь и желание излить душу. Догадываясь, что причиной тому была цель их поездки, маркиз не спешил начать разговор. За те несколько лет, которые он провёл рядом с королём, он успел изучить его характер и привычки, и не единожды подмечал склонность к замкнутости. Отчасти Франсуа-Анри было понятно, отчего Людовик не спешил делиться с кем-либо своими переживаниями и сокровенными мыслями. Да маркиз и сам был готов обсуждать серьёзные вопросы только после того, как сам тщательно анализирует их. На откровенность даже с самым близким ему человеком – его старшим братом – он решался крайне редко, но и тогда это была не беседа, а, скорее, попытка взглянуть на вопрос глазами собеседника. Теперь же, глядя на сидящего напротив него короля, маркиз взвесил все известные ему факты и пришёл к выводу, что на душе у Людовика царило смятение, как это бывало, когда от него ожидали принятия важного решения, и он не был готов делиться своими переживаниями ни с кем.
– Пале-Кардиналь! – громко объявил герольд, когда карета и сопровождающий короля эскорт въехали во внутренний двор, образованный между двумя флигелями огромного дворца.
Сделав полукруг, карета остановились у ступенек высокого парадного крыльца с четырьмя колоннами каррарского мрамора, которые были увенчаны классическим треугольным фронтоном.
Подбежавшие к карете лакеи в красных ливреях с золотыми эмблемами кардинальского герба услужливо откинули подножку и распахнули дверцу.
– Вы идёте со мной, маркиз? – спросил Людовик прежде, чем выйти.
Этот вопрос прозвучал весьма неожиданно из уст человека, который с раннего детства привык отдавать приказы всем, даже своим близким друзьям. Но дю Плесси-Бельера насторожили отнюдь не нотки внезапной неуверенности в себе, его чуткий слух распознал в этом вопросе важность всего происходящего для Людовика и то, что в ту минуту он отдавал себе отчёт в том, что предстоящая встреча с кардиналом неизбежно повлечёт за собой перемены в его личной жизни и в управлении государством. Заданный королём вопрос означал, что для него было важным присутствие человека, которому он всецело доверял.
– Да, сир, – ответил Франсуа-Анри, а чтобы этот лаконичный ответ не показался проявлением безразличия, добавил:
– Я подожду вас в приёмной. Если это будет приемлемо.
– Тогда мы идём вместе! – с долей облегчения промолвил король.
С этими словами он вышел из кареты и, против обыкновения, неспеша размеренным шагом поднялся по ступенькам крыльца, а затем по парадной лестнице на второй этаж.
Людовик шёл через анфиладу парадных залов, рассеянно глядя впереди себя и лишь изредка отвечая короткими кивками на приветственные поклоны собравшихся во дворце кардинала придворных, служителей церкви, чиновников, дипломатов и родственников Мазарини.
Ради соблюдения строгих правил дю Плесси-Бельер отставал от короля ровно на один шаг. Ведь ничто, даже болезнь и близящаяся кончина первого министра, не могли послужить оправданием для нарушения придворного этикета. Более того, маркиз отдавал себе отчёт в том, что именно в этот день всеобщее внимание к персоне самого короля и к его окружению было наиболее пристальным и критичным. И дело обстояло вовсе не в подковерных интригах или закулисной борьбе в Королевском совете за назначения на государственные посты, а в том, чтобы не допустить к этим источникам