Молодой священник
Я смотрел на них как на иконы,
Проповедовал им я как мог,
А они лишь частили поклоны,
Будто строг и опасен наш Бог.
Литургии, крещенья, венчанья
Пролетали, звеня и искрясь,
А они даже не замечали,
Что здесь вечность уже началась.
И, когда я упал от отчаяния
И застрял в моём горле комок,
Подошла ко мне бабушка Маня
И спросила: «Чего ты, сынок?»
И тогда мне на миг показалось,
Что в глазах у старухи зажглась
Богородицы тихая жалость
И что вечность уже началась.
«Всё рвётся на части…»
Всё рвётся на части,
Крошится, рассыпается, становится лохмотьями на ветру,
Теряет форму, ясность, твёрдость.
Жизнь после конца истории,
Простаивание в постправде,
Бормотание в невозможности договориться до внятности.
На что ты надеешься?
Зачем ты собираешь с земли эти крошки?
Что за незримых птиц кормишь ты ими с рук?
«Август, контора в отпуске…»
Август, контора в отпуске,
А он не поехал в Турцию,
Он медленно ходит по городу,
Свершая в себе революцию.
Чем оно было-старое?
Что оно будет-новое?
Вот он кольцо Бульварное
Сменил на кольцо Садовое.
Вот он свернул на Бронную,
Смотрит на пруд и здания.
Мир, будто бы разобранный,
Все потерял названия.
Новая песня о Москве
Да, этот город обречён,
Но это ничего не значит.
Смотри, Москва, я снова плачу
В твоё бетонное плечо.
Ты мой осколок ноября,
Разбитый вдрызг ночным трамваем.
Ветрами всеми продуваем,
Я знаю, ты стоишь не зря.
Здесь Шпаликов летит, как снег,
Здесь Левитанский встал, как тополь,
Высоцкий ввинчен здесь, как штопор,
В тугую пробку на кольце.
И в этом гуле городском,
И в этой толчее тревожной
Горит незримо имя Божье,
Сияет мне ночным окном.
Пионеры во дворе у первосвященника
Небо-серая холстина,
А под небом-смерть и страх,
Мы с тобой сидим в дозоре
У костра, у костра!
Наши замыслы лучисты,
Наши цели нам ясны,
Нам с тобою экстремисты
Не страшны, не страшны!
Кто там в сумерках рыдает?
Подозрительная тень!
Бодро петушок встречает
Новый день! Новый день!
Рынок моего детства
В Текстилях весёлый рынок
Утром в воскресенье.
Самым главным был, конечно,
Павильон «Соленья»:
Черемша, чеснок, капуста,
Запахи и вкусы,
Там один узбек в рассоле
Продавал арбузы!
Белый, золотой и бурый
Мёд стоял рядами,
И махали топорами
Мясники над пнями.
А когда бывает грустно
И ни в чём нет толку,
Вспоминаю, как на рынке
Мы купили ёлку.
Муки творчества
Когда трудно описывать жизнь,
Её частые тугосплетения,
Её еле заметный нажим
И бубнёж монотонного пения, —
В дом, где жили когда-то с тобой,
Я войду, как потрёпанный призрак.
Цвет обоев там был голубой,
Чёрно-белым там был телевизор.
Постою в темноте полчаса,
За работу верну себя снова,
Как посадочная полоса,
Будет лист на столе разлинован.
И тогда я спокойно вздохну
Над