Аполлинария Никитична прожила в квартире на втором этаже старинной кирпичной шестиэтажки всю свою сознательную жизнь. Даже музыка, которая каждый вечер раздавалась снизу, из ресторана, ее давно перестала раздражать. Напротив, среди репертуара ресторанного оркестра у нее были любимые произведения. Иногда она даже специально приглашала к себе приятельниц попить чаю и послушать живую музыку. Когда музыканты фальшивили, старушка лишь снисходительно качала головой.
В общем, все бы ничего, только пол в квартире со временем обветшал. Да и понятно: сколько она тут прожила – ни разу в доме ремонта не было. К таким мелочам, как отстающие обои и пятна от протечек на потолке Аполлинария Никитична относилась стоически, но когда пол стал крошиться и проваливаться, она не выдержала и пошла в ЖЭК.
Как говорится, «скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается». Не прошло и три года, как родной ЖЭК, наконец, прислал ей двух работников с молотками, разводными ключами и прочими атрибутами рабочего человека. Старушка была так рада, что поднесла работникам чекушку, колбасу с хлебом и соленых огурцов. По наивности она полагала, что это угощение станет достойным вознаграждением рабочим людям после трудов праведных, однако они расценили по-своему, и вдохновились на трудовые подвиги, лихо махнув по полстакана «Столичной» и похрустев огурцами.
Работников звали Степаныч и Саня. Степаныч был степенный мужчина в годах, настоящий ветеран коммунального фронта, а Саня – его подручный, молодой парень, из тех, кому еще учиться и учится.
Придя в хорошее расположение духа после старушкина угощения, они взялись за работу, предварительно сдвинув мебель в один угол комнаты. Пол был, и правда, гнилой и легко поддавался гвоздодеру. Из-под выворачиваемых досок вздымалась пыль и характерный запах давно ушедших эпох.
Хуже всего пол выглядел посередине комнаты: здесь он провис наподобие лунного кратера. Старинные лаги совсем прогнили, да и доски пола рассыпались от прикосновения.
– Степаныч, глянь-ка, это чего? Железяка какая-то, – сказал Санёк, указывая в недра развороченного пола.
Между сгнивших лаг под слоем пыли тускло поблескивал угол плоского металлического предмета.
– А ну-ка, дай-ка я, – Степаныч отодвинул Саню и склонился над расщелиной. Отбросив в сторону мешающие куски дерева, он расчистил пыль и постучал молотком по слегка позеленевшей металлической плоскости. – Не, не железо. Надо думать – латунь. Коробка какая-то.
– Клад! – догадался Санёк.
– Да тихо ты, не ори, – свистящим шепотом осадил его Степаныч, озираясь. Он попытался пошевелить предмет, но тот даже не шелохнулся. – Наверно, где-то лагой прижало, давай-ка вокруг доски повыворачиваем.
Разобрав еще часть пола, они разгребли мусор и пыль над своей находкой и тут даже бывалый Степаныч присвистнул от изумления. Из «культурного слоя» выступал идеально ровный угол предмета, а его стороны уходили вдаль, под еще неразобранные доски. Предмет явно был немалого размера! – Целый сундук или сейф! – прошептал Степаныч. – Это сколько ж в нем добра может быть!
– Сынки! А не хотите ли чаю? Я на кухне вам заварила – голос старухи, раздавшийся у них за плечами, заставил их вздрогнуть. Степаныч выразительно посмотрел на Санька, дескать держи язык за зубами, и, загребая большой мозолистой рукой, присыпал находку мусором. – А спасибо, мать, конечно, отчего бы не попить. А то мы тут пыли у тебя наглотались.
На кухне сидели молча, пили чай с баранками и печеньями и переглядывались, пока старушка хлопотала вокруг. – Ты бы вот, что, мать, – прервал задумчивое молчание Степаныч. – Сходила бы в магазин пока, что ли. Работы тут надолго, а душа-то просит, сама понимаешь. – Так ведь я ж вам, касатики, уже… – начала была старушка, но осеклась. – Нет, ну раз надо, так я… – Надо, мать, надо, – подтвердил Степаныч, и протянул ей смятый трояк. – Да не боись, на наши. Иди пока сходи. Купишь чекушку, ну там, килек. Да не спеши, тут сейчас пыльно будет, так чтобы тебе не наглотаться, ты лучше на дворе с полчаса погуляй. Иди, мать, иди.
Выпроводив старушку, Степаныч вытащил разомлевшего от чая Санька из-за стола: – Некогда рассиживаться, хватай гвоздодер, живо!
С таким энтузиазмом работники ЖЭКа не работали еще никогда! Через двадцать минут можно было подумать, что в старушкиной квартире вовсю порезвился полтергейст: посреди комнаты в полу зияла огромная неровной формы дыра, вокруг кучами лежали и стояли занозистые доски с торчащими из них гвоздями, в воздухе клубилась пыль. Склонившись над дырой, Санек орудовал взятым на кухне мусорным совком, а Степаныч, наподобие археолога, смахивал пыль с плоской поверхности могучей дланью. – Гляди, тут кажись буквы какие-то, – сказал Степаныч, сдувая пыль с поверхности. В этот момент совок звякнул, встретив на пути сопротивление. – О, а это ещё что? Тут что-то торчит. Может, ручка? – откликнулся Санёк. Сбоку над плоской поверхностью предмета действительно что-то выступало. Отбросив мешающий мусор, Степаныч обнаружил, что препятствием санькову совку послужил большущий шестигранник, похоже, тоже латунный. А ближе к середине