© Светлана Сухомизская, 2015
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero.ru
Часть первая
1
Он позвонил в самый неподходящий момент.
Собрание только началось. Новое руководство, поприветствовав всех присутствующих, опустилось в кресло, положило ладони на стол и, слегка подавшись вперед, оглядело подчиненных доброжелательным взглядом волка, готового к броску на стадо овец. Как нарочно, мы с Нютой пришли на собрание последними, так что нам пришлось занять самые невыгодные места – прямо возле правого локтя начальства. И вот, когда в наступившей тишине – настолько полной, что слышно было, как жужжит, помаргивая, на потолке неисправная люминесцентная лампочка – когда в этой жуткой тишине начальство подняло глаза цвета нержавеющей стали и выдвинуло вперед подбородок с явным намерением заговорить, мобильник нежно зашептал в моем кармане голосом Джорджа Майкла. Мне даже не нужно было смотреть на дисплей, чтобы узнать, кому это так не вовремя вздумалось пообщаться со мной, – эту песню мой мобильный исполнял только для одного номера.
Вообще-то мне следовало поспешно отключить телефон и, спрятав нарушителя спокойствия от греха подальше, уставиться на новое начальство, подобно прочим согнанным в его кабинет потенциальным жертвам: с видом обреченной покорности судьбе и абсолютной готовности быть немедленно – и безропотно – съеденной. Но я слишком долго ждала этого звонка. Три недели. Двадцать суток и еще одиннадцать часов, если быть точной. Я не ответила бы на этот звонок только в одном случае – если бы лежала в плотно заколоченном гробу, медленно въезжающем в раскаленные недра крематорской печи. Да и то еще неизвестно.
Под нацеленными на меня нержавеющими остриями я вскочила, чуть не уронив стул, пропищала нечленораздельное извинение и кинулась к выходу.
Пронеслась сквозь коридор, выскочила на прокуренную лестницу, взбежала на два пролета вверх и, с трудом преодолевая дрожь в пальцах, нажала кнопку с зеленым значком.
С трудом переводя дух, прижала трубку к уху и выпалила:
– Не верю своим ушам! Появился, не прошло и месяца!
– Да ладно, не придумывай, какой еще месяц! А что это у тебя голос такой?
– Какой «такой»?
– Такой, будто тебя кто-то собрался… э-э… придушить, а я взял и позвонил в самый неподходящий момент.
– Ну, в общем, похоже на то, но это не важно.
– Тогда я рад, что помешал. Было бы очень обидно остаться без тебя как раз в тот момент, когда все в жизни, наконец, наладилось.
От волнения я чуть не выронила из рук мобильник. «Наладилась»! Неужели он, наконец… Господи, как же долго я этого ждала!
С того самого дня, когда столкнулась с ним на пороге Лилькиной квартиры. До наступления Старого Нового Года оставалось полтора часа, и галдеж в большой комнате говорил о том, что последние минуты Старого Старого Года здесь не теряют даром.
В каждой руке он держал по бутылке шампанского, но выражение его лица с этими праздничными бутылками совершенно не гармонировало. Выражение было печальное, если не сказать – унылое.
«Ты, наверное, Маруся, Лилина подруга», – сказал он, поставил бутылки на пол, и быстро сняв с моих плеч заснеженную шубу, пристроил ее на вешалку и без того ломившуюся под тяжестью дубленок и курток. Шуба стала соломинкой, сломавшей спину верблюда – вешалка беззвучно обрушилась на нас вместе со всем своим содержимым.
«А ты, наверное, Дима, Ромин друг», – сказала я, когда он поднял меня с пола, и мы вместе принялись собирать разлетевшуюся по прихожей одежду.
«Послушай, мне-то было просто – все ждали только тебя. Но ты-то как догадалась, кто я?»
«А мне Лиля рассказала, что ты носишь перстень с черепом вместо обручального кольца, после того, как развелся».
Он помрачнел, а потом рассмеялся:
«Ну, раз ты все знаешь, будешь моей любимой жилеткой!»
Была и еще одна причина, по которой я его сразу узнала, но которую я, конечно, не стала ему называть. Лилька сказала, что у него самые красивые в мире глаза – ярко-голубые, с длиннющими черными ресницами – «ни дать, ни взять, Ален Делон!» – и это оказалось чистейшей правдой.
Стоило мне один раз посмотреть в эти глаза – и я без колебаний была согласна стать ему жилеткой, шарфом и даже, если нужно, придверным ковриком.
Вообще-то, откровенно говоря, больше всего на свете я хотела бы быть ему подушкой и одеялом. Но прошли один за другим все праздники – и двадцать третье февраля, на которые я подарила ему туалетную воду, и восьмое марта, на которое он подарил мне коробку «Раффаэлы», и его день рождения в апреле, который он не отмечал, потому что его мучили воспоминания о погибшем семейном счастье (но я все-таки