Голоса возрожденных. Макс Маслов

этот чертог науки был доставлен особый, таинственный груз. Никто не знал, что это, но теперь загадочная отягощенность свинцовой мыслью поселилась в каждой голове. Особь, названная в первейших отчетах как Incognita X 2.0, была мертва и потому не спешила в череде поспешных исследований давать всем необходимые ответы. Ученые же, контактирующие с ней, были вынуждены подписать соглашение о неразглашении, тем самым поставив себя в положение подконтрольных лиц. Конечно же, никто и не полагал, что крохотный институт по изучению популяции акул и их видов сможет пролить на все это свет. В их сумбурном отчете на два листа было мало что вразумительного. Все, о чем там говорилось, сводилось к информации о некоем рыболовецком судне «Эбигейл», о членах его небольшой команды и о находке, попавшей к ним в руки. Хотя в конце этого «студенческого» отчета было еще кое-что, сразу под красной итоговой чертой. Всего два слова, на ладони таинственности, говорили об одном: «Вид не определен». Но, несмотря на все это, институт в Осло сделал эти исследования возможными, что было достойно благодарности. Во-первых, они осведомили о находке институт морских исследований, а во-вторых, обеспечили сохранность неизученного вида. Пониженная температура позволила предотвратить разложение тканей, лишила жизнеспособности более двух видов бактерий, а главное, снабдила ученых необходимым временем. Но череда первейших исследований, проведенных понаехавшими специалистами, приоткрывала только край истины. Например, довольно известный микробиолог из Осло, Марта Гун Хансен, взяв пробу с тканей особи X 2.0, обнаружила бактерии сенной палочки и сальмонеллы и, более того, закрыла посещение лаборатории на пять дней. Конечно, основания для этого были довольно существенными. Еще бы, предположение о наличии в тканях серотипа холерного вибриона – это вам не шутки. Но предположение не подтвердилось, та бактерия, что Марта ошибочно приписала к роду вибрионов, оказалась никому не известной. И при понижении температуры с минус шести до минус двенадцати градусов Цельсия окончательно утратила жизнеспособность. Теперь особь Incognita X 2.0 длиной в семь футов была доступна для новых исследований, а женская голова, обнаруженная в ее брюхе и компактно разместившаяся в небольшом лабораторном холодильнике на столе, ожидала заключения иных экспертов.

      Океанологу Гретте Франссон, специалисту по морской биологии, не терпелось посетить лабораторию. Она прибыла сюда особым рейсом из Осло семь дней назад, поспешно собрав в свой чемоданчик все необходимое. Серые глаза, полные нетерпения, могли найти истину во всем, поджатые тонкие губы будто говорили о ее негласных переживаниях, а волос, затянутый в жидкий хвост, мышиного, серого цвета свидетельствовал о попытках собрать свою жизнь воедино. Впрочем, они пока что были не вполне успешными – расставание с молодым человеком, пойманным на измене, ссора с единственным родителем – матерью, да и чрезмерное трудолюбие, ведущее к одиночеству. Но Гретта могла месяцами об этом не думать. И сейчас белый коридор до корпуса под номер четыре, словно путь первооткрывателей, вел ее к одной, но самой верной цели, к той, что, в отличие от всего, она хотела достигнуть. Она, с фотоаппаратом наперевес, несмотря на свои тридцать пять лет, выглядела возбужденной девочкой, собирающейся сделать несколько особых снимков особи X 2.0. А точнее, ее костяного нароста на затылочной части, жаберных щелей и, конечно же, плавников.

      За ней приставучим хвостом увязался моложавый ихтиолог – Иосиф Хольмберг, молодой парень местного пошива, ни на миг не закрывающий своего рта. Она, оглянувшись, внимательно посмотрела на него, задумавшись о том, какому типу женщин он мог бы приглянуться, но, увы, кроме прекрасного чувства юмора, что она успела оценить за пять дней ожидания, Иосиф не имел никаких достоинств. Его глазки на угловатом, вытянутом лице никогда не останавливались на одном и том же более пяти секунд. Они словно во всем искали ток привлекательной интересной жизни, и, по мнению Иосифа, Гретта такую жизнь и вела.

      – Вот только представь, моя дорогая Гретта, как о нас заговорят во всем мире, когда наши исследования будут обнародованы, – молодой пройдоха, думая обо всем этом, несомненно, предвкушал тот момент, когда молодые девы в округе наконец-таки проявят к нему особый интерес.

      Гретта, улыбаясь во весь рот, посмела опустить его с небес.

      – А ты, как я посмотрю, держать рот на замке не намерен. И соглашение тебе не помеха, – она посмотрела на него через плечо. – Вот только не приписывайся к моим открытиям. Стой в стороне и смотри, и, быть может, тебе что-нибудь перепадет.

      Иосиф, словно опечаленный щенок, заскулил:

      – Ну хоть слово в отчете обо мне будет? Ну, типа, такой-то, такой-то, помогал великой Гретте Франссон измерять длину плавников, держать линейку, приносил ей кофе. Я же отличный малый! Еще и ихтиолог. А?

      Он поспешил, и, опередив ее, замаячил у нее перед глазами.

      – Ты такой приставучий, словно муха в моем кабинете в Осло, – выдала она, а ее лучезарная улыбка сверкнула блеском белоснежных зубов.

      – Муха? – с досадой переспросил Иосиф.

      – Ну хорошо, – ущипнула его за щеку Гретта. – Как шмель в саду моей матери. Но надоедливый шмель.

      Ее тонкие пальцы ухватились за фотоаппарат, и