– Ага, – соглашается брат.
– А ещё – дата вылупления первого филинёнка у филинов. Если бы я был орнитологом, то эта дата мне была бы очень важна.
– Да, – кивком соглашается со мной Игорь и помолчав, интересуется, – Куда пойдём завтра?
– Давай, по Перевальному? – предлагаю я, – Только, с другой его стороны.
– Давай.
– А, как у тебя дела? – через несколько минут, интересуюсь я.
– Нуу… – вздыхает Игорь, – Сегодня, вот, сколько норку не смотрели – всё глухо. За исключением двух сомнительных отпечатков. Вот… А по лисице – отлично! Вон уже, сколько экскрементов сушится!
Брат кивает головой вверх. Я тоже бросаю взгляд под потолок, на гирлянду пузатых матерчатых мешочков на верёвке, что протянута над печкой. Здесь есть и моя, немалая, доля…
Саратовский кордон. Пятнадцатое апреля. Утро. Мы торопливо едим, одеваемся в рабочую одежду и вываливаемся из кордона. Напрямую шагаем через долину Саратовской на запад, в сторону Саратовского борта…
Речка. Мы переходим её. У Игоря начинается работа – он обследует Перевальный, он ищет следы норки. Я брожу вокруг, в ближайших окрестностях…
Склоны Борта уже рядом. Я появляюсь перед братом: “Ну, как?”. Стоя в ручье, Игорь поднимает голову: “Хм! Никаких намёков на присутствие норки! И рыбы нет. Хотя в Саратовке рыба есть”.
– Ну, – киваю я, – В Саратовке рыба есть.
Мы выбираемся из ручья и сворачиваем к Борту…
Под самым Бортом, мы натыкаемся на след медвежонка – годовичка! Я приседаю над следом, на корточки.
– Десять сантиметров.
– Медвежонок. И так видно, – отзывается брат, – Маленький.
Мы стоим, озадаченно рассматривая отпечатки маленьких медвежьих лап, по уцелевшей под пихтарником, полянке снега.
– Вчерашний след… Один! – озадачиваюсь я, – Как это понимать?
– Не знаю! – пожимает плечами Игорь, – Как понимать… Пацан с рогаткой, шляется по лесу один! Не понимаю…
Сплошное недоумение, на наши головы…
– Давай, потропим. Может, что узнаем? – предлагаю я.
– Давай. Пока снег будет. Мы, ведь, не собаки.
И мы сворачиваем на следы медвежонка…
По подножиям Саратовского борта, зверёныш шлёпает в сторону Перевального. Здесь, под густым пихтарником, ещё лежит снег! Лёгкий медвежонок, без проблем шагает по нему. Мы же, особенно я, топимся по мягкому и местами ещё глубокому снегу, как кабаны. Из меня медленно, но уверенно, выходит дух…
Наконец, между лапами хвойника, впереди начинает угадываться просвет.
– Это пойма Перевального, – понимаю я.
Из-под кроны толстой ели, медвежонок скатывается в пойму. Ступив под чистый от снега ивняк, он сразу же решает подкрепиться. С дневничком в руке, я считаю его покопки на проталине…
– Девять штук! – сообщаю я брату, – Лизихитона.
С проталин, медвежонок шагает дальше. Дальше – простор снежного поля. Зверёныш собирается пересечь