Валя с трудом оттянула старую дверь, всунула между ней и косяком портфель, чтоб не прихлопнуло, и быстренько вытерла испачканную ладонь о пальто. Ушибленное колено саднило, но не сильно. Бывало и хуже.
– Валюша, это ты?
Девочка вздрогнула и проскользнула вперед. Колокольчик над головой звякнул, кот под ногами мявкнул.
– А кто ж еще… – буркнула она, а потом крикнула: – Я, бабушка!
– Коленки целы?
– Ну… Почти…
Валя, прикрывая колени портфелем, вошла в кабинет, где за столом сидела бабушка. Она у Вали была самой-самой настоящей – в большой серой вязаной кофте. И пирожки у нее были наивкуснейшие. С капустой. И яблоками. А свои ослепительно седые волосы бабушка после юбилея начала собирать в правильный бабушкинский пучок. «Мне теперь, – смеялась она, – шестьдесят с хвостиком».
Бабушка достала термос с супом и раскладывала на столе столовые приборы.
– Я мыть руки! – отрапортовала Валя, отшвырнула портфель в угол и отправилась в туалет.
В зале абонемента на нее со всех сторон уставились книги. Как только Валя заходила в любое помещение библиотеки, книги начинали на нее таращиться. Раньше она ругалась, просила отвернуться и не висеть над душой, но со временем привыкла.
Ну книги и книги. Смотрят и смотрят. Молчат же!
Хотя иногда Вале казалось, что книжное молчание сгущается, становится таким выразительным, что прямо дух захватывает. В такие моменты хотелось взять в руки какую-нибудь книгу. Наверное, чтобы отвлечься. Или чтоб убедиться, что они не живые, не кусаются и не могут говорить.
Валя провела рукой по корешкам пятой полки, выше она не доставала. Встала на носочки. Достала до краешка шестой. Почему-то сегодня именно эта, недосягаемая полка манила ее со страшной силой.
Валя подтащила лесенку, влезла на нее, схватила с полки книжку и жадно распахнула на первой попавшейся странице.
«В продолжение рассказа Остап несколько раз вскакивал и, обращаясь к железной печке, восторженно вскрикивал:
– Лед тронулся, господа присяжные заседатели! Лед тронулся»[1].
Валя посмотрела в окно. Когда стоишь внизу, дома загораживают горизонт, но отсюда, со стремянки, виднелся краешек городской речушки, затянутой темным льдом. И – вот совпало! – именно тогда, когда Валя бросила взгляд на реку, лед на ней треснул и вздыбился.
– Что ты там делаешь?! – удивилась бабушка, выходя из кабинета. – Немедленно слезай!
Валя слезла, но медленно.
– Баб! Со мной книжка разговаривает! Она сказала, что лед тронулся – и он тронулся! То есть треснулся! Вот смотри!
Как назло, книжка захлопнулась.
Но бабушка поверила на слово. По крайней мере, торжественно кивнула:
– Конечно, книжки с нами разговаривают. Я-то знаю! Я уже тридцать шесть лет их слушаю!
Валя все-таки пыталась разыскать вещую страницу. Не столько для бабушки, сколько для себя. Однако книга раскрылась на совершенно других словах:
«В этот день бог послал Александру Яковлевичу на обед бутылку зубровки, домашние грибки, форшмак из селедки, украинский борщ с мясом первого сорта, курицу с рисом и компот из сушеных яблок»[2].
– Вот видишь, – сказала бабушка, – даже книжка говорит тебе, что пора перекусить!
Междуглавие 1. Напрасная трата времени
– Не понимаю! – Если бы у Энциклопедии были плечи, она бы ими пожала.
А так – глубоко и презрительно вздохнула.
– Не понимаю! Жизнь и без того коротка. Сырость, солнце, жучки, дети – все они ведут нас в могилу, так строит ли тратить драгоценные секунды на общение с… этими?!
Под «этими» Энциклопедия – и не она одна – понимала ничтожных людишек, что копошатся там, внизу.
– Да! Измельчали людишки! – гаркнул с нижней полки дряхлый том с колосящейся рожью на обложке. – Русский человек издревле тянулся к книге, а теперь?
– Русский человек, – строго поправила Энциклопедия, – издревле был неграмотен…
– А кто притащил неграмотность на Русь, а? – «Ржаной» том, казалось, сейчас перепрыгнет через проход между шкафами и вцепится обидчице в переплет. – На Руси издавна писали на бересте! Издавна!..
– А еще сбор макулатуры! – сказал Ильф-и-Петров, прерывая историческую дискуссию.
Патриотически настроенный том закашлялся от возмущения. Толстую Энциклопедию передернуло так, что переплет затрещал.
– А макулатура тут причем?! Причем тут эта гадость?!
– Ну как же? Придут дети за макулатурой, посмотрят, какие книги потолще…
– Они не посмеют! Я – Эн-ци-кло-пе-ди-я! Кладезь! Выверенное хранилище знаний…
– …которое