Уже десять дней я в лагере. Ничего особенного, деревянные домики в редком лесу, до реки топать минут двадцать. Никто нас особенно не развлекает, но и не воспитывает тоже. Сколько угодно можно сидеть на берегу, валяться на траве, бултыхаться в мелкой речке, глядя на коров и стрекоз, смотреть старые фильмы на кассетах, болтать ногами по вечерам на скамейке, скучать, пока девчонки пересказывают сплетни…
Первые дни мне нравилось – после целого лета в пыльном городе. Рядом был Макс Овчинин: он три недели провел на море, вернулся загорелый и веселый, очень довольный собой, потому что в последний день решился и прыгнул с какой-то там скалы. Эта скала в его рассказах становилась все выше, в конце концов получилось, что Овчинин чуть ли не с Ай-Петри сиганул.
Мне скоро надоело его слушать. Да и у него нашлись какие-то новые друзья, какие-то старшие парни, с которыми они вместе ловили рыбу и ходили в поселок, в магазин, за пивом. Я пива терпеть не могу. Овчинин тоже его не любит. Какую только гадость не станешь в себя вливать, только бы понравиться взрослым друзьям…
Я поболтала ногами в воде, и мои речные ботинки превратились в стаю пузырьков. Он хороший парень, нет между нами никаких обид… А если есть – то по моей вине, я совсем не сахар.
Девчонки загорали на берегу, на расстеленном одеяле. Дальше по течению, в воде по колено, серьезный малыш лет двенадцати ловил рыбу, и за его спиной сидели бок о бок две полосатые кошки, неотличимые, как отражения. Солнце припекало; скоро придется убираться с берега обратно в лагерь. Я улеглась на рассохшееся дерево мостков и надвинула кепку на глаза.
Я маг дороги. С каждым днем это мое знание становится все бледнее, все призрачнее. Скоро я сама поверю, что все мои приключения – выдуманные, пережитые во сне или в мечтах.
За последние несколько месяцев я выросла из всей своей старой одежды. И мне порой кажется, что я из Королевства вырастаю тоже. Я до сих пор помню каждое свое приключение – подробно, но отстраненно, будто я сама прочитала об этом, а не пережила.
Муха села мне на нос. Я отмахнулась, она для приличия взлетела и тут же защекотала лапками щеку. Я попыталась поймать ее в кулак: ее и след простыл. Мухи безмозглые, но прекрасно чуют, когда от них просто отмахиваются или когда всерьез примериваются схватить.
Я снова улеглась на доски. У коровы на том берегу позванивал колокольчик – глуховато, сонно. Коровам дан хвост, чтобы отмахиваться от мух…
Трудно представить, что мое Королевство так же реально, как эти коровы, как вода, как жесткий козырек у меня на глазах. Трудно представить…
Наверное, я задремала.
– Лапина!
Очень громкий голос, взволнованный, резкий. Я села, стягивая с головы кепку. Прямо передо мной стояли тяжелые ботинки, из них возвышался в небо охранник – знакомый, из лагеря. Секьюрити в лагере было два, они дежурили по очереди и были уже довольно старые, толстые. К счастью, никто на нашу безопасность не покушался.
– Лапина! Ты слышишь?!
Я поднялась.
Охранник был очень красный. Всклокоченный – бежал под солнцем всю дорогу от лагеря, это с его-то одышкой! И смотрел он на меня как-то странно. Нехорошо смотрел.
– Там тебя… спрашивают. Быстро к начальнику лагеря. Быстро!
Что-то случилось дома?!
Мама дала мне с собой мобилку, вчера вечером мы разговаривали, и все было в порядке. А утром, собираясь на пляж, я выключила телефон и оставила у директора в сейфе – мы все так делали, у нас ведь на домиках замки совсем смешные…
– Что такое?
– Ничего не знаю. Быстро!
Девчонки, приподнявшись на локтях, глазели на меня с любопытством. Мальчишка-рыболов выдернул из воды крошечную тюльку, она блеснула на солнце…
Я сунула мокрые ноги в спортивные тапочки. Под пятку подвернулся камушек, кольнул, будто иголкой. Я зашипела сквозь зубы и, прихрамывая, на ходу переобуваясь, припустила по тропинке прочь от берега, к лагерю.
Возле административного корпуса стояла машина, синий «Опель». У скамейки топтался Макс Овчинин с белым пластиковым кульком в руках, но мне было не до Овчинина; я взбежала по бетонным ступенькам крыльца. Начальник лагеря был пенсионер, не очень старый, раньше работал прорабом. К нам он очень неплохо относился, с юмором во всяком случае. Но сейчас я его не узнала.
Он стоял посреди своего маленького кабинета – остатки волос дыбом, лицо бледное, губы крепко сжаты. Когда я вбежала в распахнутую дверь – без стука, надо сказать, в мятых шортах, тапочки и ноги по колено в пыли, – он уставился на меня, будто впервые видел. Будто только что узнал про меня, что я не девочка, а оборотень-террорист.
– Здрасьте, Игорь Борисыч… Что случилось?
– Вот она, – сказал начальник очень холодно, и вовсе не мне.
Тогда только я заметила, что у окна, в кресле, сидит еще один человек – против света, так что я видела только