– Лейтенант, что ты так напрягаешься? Да успокойся, наконец, – сказал напарник, сидевший рядом, откидывая назад спинку своего сиденья. – Он сейчас ляжет спать – и всё: считай, наше дежурство закончилось.
– Вдруг что-нибудь произойдёт, а мы пропустим? – неуверенно спросил Илья, сомневающийся в правильности действий своего старшего по службе товарища.
– Это ты, конечно, верно мыслишь, лейтенант, – прокряхтел тучный напарник, устраиваясь поудобнее в своём кресле и подкладывая под голову свёрнутую ветровку. – Поэтому ты давай дальше веди наблюдение за объектом, а я пока вздремну. Если повезёт, то до конца смены. Вчера футбол смотрел и не выспался, – объяснил он.
– Хорошо, Аркадий Иванович, – покорно согласился Никитин, не сводя глаз с окон квартиры на четвёртом этаже. – Только разрешите пойти кофе купить в ларьке напротив, а то я забыл с собой взять.
– Валяй, но будь другом – дверью сильно не хлопай, – зевая, ответил Аркадий Иванович. – Заодно узнай, до скольких они работают.
– Понял, – кивнул головой лейтенант и поспешил выйти из машины.
Втянув голову в плечи, Никитин подошёл к ларьку, над которым тускло горел фонарь, освещая надпись «Шаурма». Он ознакомился с меню на вывеске и решил взять вдобавок к кофе куриную шаурму.
– Есть кто? – постучав в закрытое окошко, он попытался разглядеть продавца за тонированным стеклом.
– Я перезвоню, – раздался изнутри голос, – у меня клиент. Всё, давай!
Окошко открылось, и Илья увидел смуглое и небритое лицо мужчины.
– Чего хочешь, дорогой? – спросил с акцентом продавец.
– Кофе, – попросил Никитин, протягивая двухсотрублёвую купюру. – А шаурма у вас вкусная?
– Лучшая в городе! – воскликнул мужчина, судя по всему, уроженец Кавказа.
«И правда, зачем я спросил? Ответ же был очевиден», – подумал про себя Никитин и сказал:
– Тогда мне ещё шаурму с курицей.
Продавец забрал купюру, отсчитал сдачу и, закрывая окошко, добавил:
– Подожди минуту.
Никитин повернулся в сторону дома и снова всмотрелся в окно четвёртого этажа, свет от электрической лампы в котором спустя пару минут погас. «Наверное, спать лёг», – подумал про себя лейтенант.
Очередной порыв ветра поднял с земли полиэтиленовый пакет и несколько фантиков от шоколадных батончиков, которые прилипли к ноге Ильи. Он брезгливо стряхнул со штанины мусор и провожал его взглядом до тех пор, пока тот не закатился, гонимый ветром, в угол лестницы, ведущей на цокольный этаж, которой, судя по её захламленному виду, давно не пользовались.
Окошко ларька за спиной Ильи открылось, и из него раздался голос:
– Возьмите свой заказ.
Никитин, повернувшись, забрал горячий напиток и шаурму, издававшую характерный аромат.
– А вы во сколько сворачиваетесь? – поинтересовался Илья у продавца, который уже начал закрывать окошко.
– В двенадцать ночи.
– Спасибо.
– На здоровье, – ответил продавец и окончательно захлопнул окошко.
Никитин съел шаурму на улице, чтобы не смущать своего напарника, после чего, пытаясь не разбудить Аркадия Ивановича, сел в машину.
– Ну что, до скольких они работают? – прокряхтел сквозь сон напарник.
– До полуночи, – удивлённо ответил Илья.
Аркадий, сопя, втянул глубоко в себя воздух и пробубнил:
– А ты что, шавуху ел?
– Да.
– А мне взял?
– Нет, вы же ничего не говорили, – виновато ответил Илья.
– А ещё напарник называется, – недовольно буркнул Аркадий и тут же захрапел.
Никитин продолжил всматриваться в окно четвёртого этажа хрущёвки, про себя удивляясь поведению своего старшего товарища.
Время стало тянуться невыносимо медленно, как это всегда бывает при бездейственном ожидании, и Илья старался хоть чем-нибудь себя занять, чтобы не уснуть и заставить время идти чуть быстрее. Он посмотрел на часы и обнаружил, что они показывают десять минут двенадцатого. Это означало, что впереди ещё шесть часов пятьдесят минут дежурства! Никитин вдруг физически осознал, что всё это время ему предстоит провести, сидя в машине в компании храпящего напарника. От этих мыслей ему стало очень жалко себя, и он непроизвольно начал постукивать ногой по полу авто.
Аркадий громко вздохнул и недовольно буркнул, переворачиваясь набок:
– Не тряси машину.
Илья ничего не ответил, недоумевающее покачав головой, и вышел из салона. На улице заметно похолодало, и округа стала ещё более пустынной, чем прежде.
Никитин поднял воротник куртки, шмыгнул носом, скрестил руки на груди и снова стал всматриваться в чёрный квадрат окна на четвёртом этаже дома.
Металлическая дверь со скрежетом открылась, и из подъезда