Прогремев последним залпом салюта, – «Аврора» встала на якорь рядом с флагманом, с которого доносился французский гимн, исполняемый оркестром.
– Ты, наверное, Саша, своей стрельбой всех француженок оглушить захотел? – спросил подпоручик Бортнев, подходя к лейтенанту.
– Съезжай, Мишель, скорей на берег и лови их, пока не разбежались, – смеясь, ответил Нечаев.
– Да куда они денутся. Трубачи на «Осляби» недаром раздувают щеки, играя Марсельезу», – сказал Бортнев, пытаясь выглядеть знатоком женских сердец. – Вон сколько дамочек с зонтиками скопилось у пирсов, желая взглянуть на русских моряков, совершающих путь «из варяг в китайцы».
– Вы, Михаил Львович, блещете сегодня остроумием. Перед вами капитулируют, видно, не только француженки, но и замок Иф.
– Уволь меня, Саша, от замка, пускай его испытывают на прочность несчастные заключенные.
Нечаев пристально посмотрел на сияющее мальчишеское лицо подпоручика с маленьким вздернутым носом и едва пробивающимися под ним рыжими усиками.
Перебрав в уме несколько остроумных фраз, лейтенант произнес:
– Придется вам, дон Жуан, подождать меня, а то еще натворите глупостей, дорвавшись до мамзелек. Не забывайте, что вы клялись хранить верность дуэнье Марии.
Довольный своими последними словами Александр направился в каюту облачаться в парадный мундир, а Михаил, слегка покраснев, отошел к левому борту, нетерпеливо ожидая, когда команда спустит на воду катер.
В котле парового катера уже поднялось давление, когда в него спрыгнул Нечаев.
– Отчаливай! – крикнул лейтенант.
Катер, попыхивая дымом из трубы, набирая обороты, пошел к причалу. Бортнев смотрел на удаляющийся корабль: новенький, недавно прошедший ходовые испытания и вступивший в строй, крейсер «Аврора» выглядел, словно только что отчеканенный золотой червонец, еще не затертый сотнями рук. Крейсер сверкал на солнце иллюминаторами и начищенной медью. Из трех его труб лениво поднимался серый дым от остывающих котлов. А легкий бриз колыхал над кормой Андреевский флаг.
– Хватит оглядываться назад, Мишель. Посмотри лучше, сколько миленьких красоток встречает нас в Марселе! – отвлек засмотревшегося подпоручика Нечаев.
Катер, несильно стукнувшись о причал, встал, покачиваясь на волнах. На берегу уже находились офицеры и матросы с «Осляби». Несколько раз отдав честь, Бортнев увидел статного, высокого мичмана Алексея Каневского, с которым он сдружился еще в Кронштадте.
– Как дела на «Осляби», Алеша? – здороваясь с ним за руку, спросил Михаил.
– Все хорошо. Адмирал, правда, немного буянил с утра: устроил небольшой разнос и предупредил, чтобы сегодня на берег никто не вздумал съезжать в штатском. Видно, хочет, чтобы француженки увидели русских моряков во всей красе, – сказал Каневской, и на его лице заиграла лучезарная улыбка.
– А где же адмирал сейчас? – спросил мичмана подошедший Нечаев.
– Отбыл в мэрию выполнять союзнический долг за банкетным столом.
– Ну, если адмирал уже поднимает бокал за французскую республику, то и нам негоже отставать от него по части распития вина! – взял на себя роль старшего лейтенант.
В карманах молодых людей приятно шуршали новенькие франки, и они с радостью откликнулись на предложение Нечаева. Через несколько минут в открытой коляске офицеры катили вдоль набережной к лучшему ресторану Марселя. Александр вертел головой по сторонам, рассматривая молоденьких дамочек, то и дело отпуская в их сторону лестные комплименты.
Чопорная обстановка ресторана поначалу как-то сдерживала и не располагала к веселью. Но несколько рюмок коньяка сделали свое дело, и вскоре Нечаев громко рассказывал друзьям о кораблях. Вообще у него было только две темы для застольных разговоров: корабли или женщины, либо то и другое вместе. В такие минуты в глазах лейтенанта вспыхивали огоньки азарта, как у игрока в рулетку. На его приятном лице с правильными чертами появлялось что-то хищное. Он как будто вытягивался и казался, выше своего маленького роста, как капитан на мостке кажется выше всех на судне.
– Вот ты, Алеша, сам посуди: какой «Ослябя», к черту, броненосец с такой тонкой броней и главным калибром в четыре десятидюймовых орудия? Это всего лишь броненосный крейсер, а никак не броненосец. Да и наша «Аврора», ну что это за крейсер первого ранга: всего восемь шестидюймовок, а скорость хода – двадцать узлов в час. Так на ходовых испытаниях бросали в топки уголь – лучший кардиф. Сейчас новейший крейсер первого ранга двадцать два узла должен идти как миленький. Я в прошлом году был на «Варяге» и «Аскольде» перед их отправкой на Тихий океан. Эти красавцы, играючи, дают двадцать три узла, и шестидюймовых орудий на каждом по двенадцать штук.
– Что поделать, заграничная постройка, – перебил его монолог Алексей.
– Да, это точно. Наше адмиралтейство десять лет думает, а потом еще десять лет строит, – сказал Нечаев, кидая камешек в огород Михаила, который гордился своим отцом,