Они замерли во мраке, тесно, как напуганные дети, прижавшись друг к другу и прислушиваясь к пробивающимся сквозь плотно закрытое окно звукам.
– Твои охранники не согласятся его убить? – простонала мама.
– Если побудут тут у нас ночки две, наверное, согласятся. – Болезненно усмехнулся папа.
Мама медленно легла на спину и вытянула руки вдоль тела. Бледность и темные круги под глазами делали ее похожей на покойницу.
– Еще две ночи я не выдержу. – Обреченно прошептала она.
За окном на миг воцарилась тишина, но они знали, что счет покою идет на секунды и сейчас все начнется сначала. Стекло содрогнулась от акустического удара. Мама глухо вскрикнула и сжалась в комок.
– Любовь выше облаков! – взревело во дворе. И следом раскатистая дробь насмерть избитой палочками ударной установки и мученический вой истерзанного саксофона. – Я для тебя на все готов! О Элла, моя девочка-Синдирелла, Золушка моя, нежна-а-я…
– Он всерьез считает нашу дочь Золушкой? – на измученном мамином лице мелькнула тень возмущения. – Кем он себя возомнил?
– О Элла, хищная Кисонька-кошка, помаши мне пушистым хвостом…
– Попаду я в дурдом. – Безнадежно закончила мама.
– В твоих зеленых глазах – черная ночь! Никто не в силах тебе помочь… – надрывались на улице и стекла слабым дребезжанием отвечали на рев усилителей.
Родители невольно кивнули – никто! Бедная девочка.
– Чего нам на самом деле не хватает, так это пенсионерки-общественницы. – Пробормотал папа, успокаивающе поглаживая плечо жены. – Пенсионерки-общественницы круче любого бандита, они – непобедимы.
– У нас в доме есть пенсионерка! – вскричала мама. Ее лицо ожило мгновенно вспыхнувшей надеждой.
– Кто – Греза Павловна? – с усталым презрением спросил папа. – Вон она, слышишь, легка на помине!
Снаружи осажденного звуками дома снова вспыхнул краткий миг тишины, разлетевшийся вдребезги от интеллигентно-старушечьего фальцета:
– Прошу прощения, молодой человек, я никоим образом не осмеливалась прервать ваше творческое начинание, которое все продолжается и продолжается у нас под окнами, но сейчас, когда вы сами соблаговолили сделать паузу, не будете ли вы так любезны не только попеть, но и немножко послушать? – донеслось с соседнего балкона. Голос Грезы Павловны с легкостью пробивался сквозь тройной стеклопакет. – Я понимаю ваш романтический порыв, серенада для любимой – так благородно! Однако же наша прелестная Эллочка, которую вы изволите называть Кисонькой… – в голосе Грезы Павловны прорезалось отчетливое неодобрение – она терпеть не могла прозвище своей юной соседки. – Девочка тонко чувствующая, отлично разбирающаяся в искусстве… Я бы порекомендовала вам, юноша, взять пару уроков вокала, прежде чем петь под ее окнами! Или как-то по-другому выражать обуревающие вас чувства. Вы все же не великий Собинов1*…
– Он – Соболев! – рявкнули с улицы сразу несколько глоток. – Соболев Матвей, мега-супер-звезда! Ура нашему Мэту!
– Вот именно! Не Собинов и тем более не Козловский, далеко не Козловский! – непреклонно объявила Греза Павловна.
– Слышь, Мэт, бабка на балконе говорит, что до Витальки Козловского ты не дотягиваешь! – прозвучал с улицы недоуменный бас и громко и агрессивно стукнули барабанные палочки.
– Козловский – попса и отстой! – отрезал другой голос. – А у Мэта – смысл, глубина…
– Толщина… – вздохнул за окном папа.
– Не слушай бабку, Мэт, у нее маразм! Нашла кого сравнивать – тебя и Козловского!
– Позвольте! – оскорбленно откликнулась с балкона Греза Павловна. – Вы не психиатр, юноша, чтоб судить о моих умственных способностях! Я понятия не имею, кто такой ваш Виталька Козловский. Я говорила о великом Иване Семеновиче Козловском, теноре Большого театра! Мне в голову не приходило сравнивать Козловского и вас! Поверьте, мой дорогой, уровень Большого – не для вас!
– Блин, народ, бабка-то нашему Мэту респект делает! – радостно откликнулся бас и в подтверждение снизошедшего понимания снова простучал барабан. – Правильно, на фиг нам тот Большой – он же маленький какой! Мы стадионы собирать будем – «Донбасс-Арену», например! Зря, что ли, усилитель покупали?
– Спасибо-спасибо! – вмешался третий, вальяжно-сытый голос, при звуках которого перед глазами сразу возникал толстый кот из мультика. – Я благодарен своим фанам, и особенно бабушке-божьему одуванчику на балконе третьего этажа, но, друзья мои, сегодня я пою не для вас! Мое творчество посвящено единственной девушке, которая достойна стать рядом с настоящим певцом, девушке, которая живет в этом доме…
Папа стиснул край одеяла в кулаке. Ему казалось, его дом, старинный дом, который он сам помогал ремонтировать и приводить в порядок,