Зачем же обвинять в равнодушии совсем незнакомых людей, спросит нетерпеливый читатель. Дорогой мой нетерпеливый читатель! Я собрался написать большую книжку, и не следует думать, что побудительным мотивом любой моей записи служит что-нибудь, кроме сострадания. Сострадания и ещё одного чувства, присущего русскому, – чувства благодарности. К читателю, к тому, кого он, автор, вольно или невольно, по глупости, незнанию, но без всякого злого умысла задел, к вымышленным и реальным персонажам, ко всем, кого он посчитал необходимым упомянуть в этой книжке. Я давно уже уверен в том, что именно эти два чувства и заменяют нам, русским людям, национальную идею, не озвученную никем, возможно, по той простой причине, что «высказанное Дао уже не есть Дао» (какой-то очень мудрый китаец, очень давно ©)?
Примечание автора: Дао (кит. буквально «путь») – одна из важнейших категорий китайской философии. Конфуций придал ей этическое значение, истолковав, как «путь человека», то есть нравственное поведение и основанный на морали социальный порядок. Наиболее известная даосская интерпретация Дао содержится в трактате Дао Дэ Цзин: «Дао вечно и не имеет имени» (определение найдено автором в открытом источнике).
Одно из первых упоминаний о глобальной эпидемии на европейском континенте мы найдём в известном произведении эпохи, предшествующей Возрождению:
«Итак, скажу, что со времени благотворного вочеловечения сына божия минуло 1348 лет, когда славную Флоренцию, прекраснейший изо всех итальянских городов, постигла смертоносная чума!» (Джованни Боккаччо. Декамерон). В результате чумы число умерших, по данным епископа Анджело Аччьяйоли и приоров, составило 96 000 человек. Что-то подобное постигло славную Флоренцию ровно через 672 года, регион Тоскана потерял в общем 7105 человек, Италия в целом 279000, а Россия в первую волну пандемии на конец 2020 года недосчиталась 198996 человек. Их могло быть на данный момент все 198997, но автор этих строк 1 декабря 2020 года, неожиданно для самого себя, проявил недюжинную волю к жизни и переломил ход событий, в плане которого его имя уже было передано на рассмотрение местному архангелу, составляющему ведомость смертей и рождений. Всю предыдущую неделю он (то есть я, я, не архангел же, на самом деле!) добросовестно выполнял на дому предписания врача, диагностировавшего у меня двухстороннюю пневмонию, ловко делал сам себе укол «Цефтриаксона» в ягодичные мышцы и «Клексана» в живот в моменты, когда любимой мною хранительницы моего здоровья и нашего очага не было рядом. Но скоро стало очевидным, что усилия, необходимые для таких простых и ранее незаметных действий, как вдох и особенно выдох, стали слишком мучительными. При неаккуратном выдохе грудная клетка норовила сорваться в неуправляемый и изматывающий кашель, и попытки унять его требовали таких усилий, что прекращение приступа казалось настоящим чудом. Стоит обратить внимание читателя на одно смешное заблуждение – то ли вполне законная вера в справедливость добра, то ли наличие в любимой игре от Бенуа Сокаля «Сибирь» кнопки «рестарт», сыграли со мной нехорошую шутку. Вызвав скорую, я излишне расслабился и стал ждать, что, переступив порог антиковидного госпиталя, тут же обрету положенное каждому владельцу полиса ОМС облегчение. Приехавшая за мной врач скорой была в костюме полной защиты, сквозь запотевший пластик было видно, что ей не намного легче, чем мне, и по дороге она успела рассказать, что и сама не так давно перенесла вирусную пневмонию. Через несколько минут мы с ней сидели в небольшой очереди на КТ, пройдя которую, я узнал, что у меня КТ-2, и по выражению лица Лены, а именно так звали девушку, понял, что мои дела могли бы быть и получше. Такое же выражение было и у моих соседей по четырёхместной палате, двое из них были частично парализованы вследствие перенесённого инсульта, однако и они, миновавшие, пусть и с потерями, пик кризиса, глядели на меня с неожиданной для их положения жалостью. Ещё не понимая причин этой жалости, я некоторое время храбрился, мужественно лёжа на животе и дыша кислородом из пятилитрового концентратора. Шла уже пятая или шестая из бессонных ночей, сопровождавших течение моей болезни, и ближе к утру на меня снизошёл долгожданный сон. Он был не очень крепкий, время от времени сосед справа, одержимый чаем и печеньем, ронял что-нибудь на пол, и мне приходилось наклоняться и доставать из прохода между кроватями его ложку или упаковку печенья, регулярно выпадавшие из его непослушных рук. В очередной раз очнувшись от забытья, я понял, что на этот раз дело не в беспокойном соседе. Было ощущение, что только