Никто их не срывал и не пробовал, потому как дурман в земле с торчащими, обломанными временем надгробиями, напоминающими гнилые зубы чудовища, такой, что после ничего в мире не будет столь же сладким, как вкус дикой рябины или черники.
Разум помутится, такой человек становится вроде кладбищенского сидельца – не в силах уйти далеко, ходит среди могил, то и дело присаживаясь у каждой, и, бессмысленным взором уставившись на таблички, шевелит губами, словно читает имена, как молитвы.
– Встань по моей воле и по воле Создателя!
Веки разлепились, но перед глазами всё так же было темно.
Однако тьма перестала быть непроницаемой завесой, теперь Миджина ощутила себя в тесном ящике, и страх сковал горло. Кричать бы, да голос не вернулся, вместо него из груди вырывались слабые хрипы. Тонкие, как у дядюшки, когда он засиживался в трактире до утра, а потом шёл в поле и валялся в росе, чтобы изгнать хмель.
Сколько так она пробудет здесь, кто она вообще? Миджина прислушалась и затаилась.
Каким-то внутренним чутьём поняла, что вскоре окажется нос к носу со своим спасителем.
– Так, кто тут у нас? – голосом старого ворона спросил мужчина, и в глаза Миджины ударил свет фонаря.
Она попыталась зажмуриться и закрыться от него руками, но он проникал даже во внутренности, причиняя боль, сравнимую с вонзанием иголок в живот.
– Шельма, да ещё и рыжая, – пробормотал мужчина.
Миджина расслышала, хотя, кажется, спаситель говорил на незнакомом наречии. Старом, давно забытом, его и использовали только Тёмные Маги да…
– Будем знакомы, Салбатор де Торес. Некромант.
Миджина вжалась в подушку, на которой лежала и затихла. Вот уж послала нелёгкая спасителя! С некромантами даже здороваться опасно, прокляты они. Как и их создания.
Сейчас заговорит с некромантом, и всё, домой дорогу не найдёт. А кстати, где её дом?
– Я Миджина. А дальше… не помню.
– Вот и хорошо. Вставай. Нам пора в путь.
Миджина ослушаться не посмела и отняла руки от лица. Открывать глаза было по-прежнему больно. Сколько она так пролежала? И почему здесь оказалась? Ответы наверняка были известны её спасителю.
Раз уж она всё равно заговорила с ним, то и дальше отмалчиваться смысла нет. Только разузнает, куда ей идти, и побредёт до дому. В памяти сразу всплыл образ красивой белокаменной усадьбы, чьи колоны увиты розовым плющом.
– У меня ноги слабые, – пробормотала Миджина, но от руки, протянутой незнакомцем, не отказалась. Сидеть в гробу – то ещё удовольствие. Наверное, похоронили по ошибке, если бы не этот домин де Торес, она бы и задохнулась в земле.
От этой мысли в груди стало холодно, но страх был каким-то далёким, нездешним. Так опасаются потери урожая, когда закрома полны зерна. Обидно потерять имущество, но с голоду не помрёшь.
– Сейчас привыкнешь, сразу силу почуешь, – вздохнул седовласый странник в широкополой шляпе и с волосами, доходящими до плеч, а потом уселся на соседнее надгробие, выполненное в виде треснувшего круга с посаженными в центре алыми цветами. Маки – символы тех, кто ушёл до срока.
Миджина за себя порадовалась. Память понемногу возвращалась, так она и фамилию свою вспомнит.
– Шербан, – подал голос некромант, глаз которого Миджина так и не видела. – Ты дочь купца первой гильдии, должна была замуж выйти третьего дня как. Стала жертвой убивца и была похоронена здесь, в стороне от Главного тракта.
Миджина не поверила. Врёт старик! Опутать её хочет, чтобы поддалась сказкам. Фамилию, однако, он назвал правильную, слово отозвалось в памяти смутным образом искусственного прудика, который маменька приказала вырыть в саду, когда она родилась.
– Мне домой надо, —произнесла она сиплым голосом, почувствовав, что может шевелить пальцами ног. – Меня ищут.
– Иди! – крякнул незнакомец. Оказалось, что смеётся. Лицо у него было худое, но гладковыбритое, а волосы серебрились, будто выкрашенные, и вились ухоженными кудрями. Такого оттенка у смертных не бывает. У тех, кого она знала раньше. – Ты себя видела? На человека не похожа. Кол в сердце тебе вгонят, и делов-то!
Он говорил так спокойно, что вот тут-то Миджина и вздрогнула по-настоящему. Не врёт, это сразу понятно. В этом не врёт, и в остальном, значит, правду говорит.
– Я сейчас докурю и пойду, – хмыкнул некромант и посмотрел на Луну, спрятавшуюся среди туч. – А ты оставайся. Ешь лягушек, червей, потому как к пище людей у тебя отвращение, пей из грязной лужи, пока не сдохнешь снова. А мне некогда сопли нежити подтирать. У самого дел по горло.
И с решительным видом, вытряхнув пепел из трубки на землю, да растерев её носком кожаного сапога, старик поднялся и взял заплечную сумку.
– Ты и при жизни, видать, бесполезной куклой была.
Лицо