Наш отчий дом находится на Люишем-роуд и имеет общую стену с другим домом. Перед этими домами есть небольшой садик. Наша фамилия Бэстейбл, в семье нас шестеро, не считая отца. Наша мама умерла, и если вы думаете, что нас это не волнует, потому что я мало о ней рассказываю, значит, вы совсем не разбираетесь в людях.
Дора у нас самая старшая, старший из мальчиков – Освальд, чуть помладше его Дикки. Освальд получил премию за латинский язык в подготовительной школе, а Дикки хорошо знает арифметику. Элис и Ноэль – близнецы, им по десять лет, а наш самый младший брат – Гораций Октавиус.
Эту историю рассказывает один из нас, но я не выдам, кто именно; может, дам знать только в самом конце. Вот попробуйте сами угадать, кто из нас рассказчик! Держу пари, что не угадаете.
Освальд первый додумался искать сокровища. Освальд часто размышляет об очень интересных вещах. И как только ему пришла в голову такая мысль, он не стал держать ее при себе, как сделали бы некоторые другие мальчики, а поделился с остальными.
– Знаете, мы должны отправиться на поиски сокровищ, – предложил он. – Чтобы вернуть разорившемуся семейству былое богатство, всегда ищут сокровища.
Дора сказала:
– Да у нас все прекрасно.
Она часто так говорит. Но в это время она как раз пыталась заштопать большую дыру в чулке Ноэля, который зацепился за гвоздь, когда мы играли в потерпевших кораблекрушение моряков на крыше курятника. В тот день Эйч-Оу упал и порезал себе подбородок так, что у него до сих пор виден шрам.
Дора – единственная из нас, кто пытается чинить одежду. Элис иногда пробует мастерить что-нибудь и однажды связала Ноэлю, который часто простужается, красный шарф. Но Ноэль не захотел его носить, потому что шарф получится шире с одного конца, и мы сделали из него вымпел. С тех пор как умерла мама, большинство наших вещей черные или серые, и алый цвет стал приятным разнообразием.
Отцу не нравится, когда кто-нибудь из нас просит купить новую вещь – и это один из признаков, что древний дом Бэстейблов и впрямь разорен. Другой признак: нам перестали выдавать карманные деньги, разве что малышам иногда перепадал пенни-другой. К обеду больше не приезжали гости в красивых платьях, в коврах появлялись дыры, а когда у мебели ломались ножки, ее больше не отдавали в починку, и садовника нанимали только для того, чтобы навести порядок в палисаднике перед домом, и то нечасто.
Все столовое серебро из большого дубового ящика, обитого зеленым сукном, отослали в лавку, чтобы удалить вмятины и царапины, и оно так и не вернулось. Мы решили, что у отца не хватило денег, чтобы заплатить мастеру за приведение в порядок серебряных ложек и вилок. Новые ложки и вилки были желтовато-белыми, не такими тяжелыми, как старые, и спустя два дня потускнели.
Отец очень тяжело заболел после смерти нашей мамы, а пока он болел, его деловой партнер уехал в Испанию… И после этого у нас вечно не хватало денег. Не знаю, почему.
Потом уволились слуги, осталась только одна служанка, Главная. Бомльшая часть комфорта и счастья зависит от хорошей Главной служанки. Предпоследняя была очень милой: она делала для нас отличные смородиновые пудинги и позволяла ставить блюдо на пол и делать вид, будто мы убиваем вилками дикого кабана. Но нынешняя почти всегда делает саговые пудинги, такие водянистые, что их нельзя вообразить даже островами, как можно сделать с овсяной кашей.
Потом мы перестали ходить в школу, и отец объяснил, что мы пойдем в хорошую школу, как только он сможет нас туда устроить. Он сказал, что каникулы пойдут нам всем на пользу. Мы считали, что он прав, только зря он умолчал, что не может позволить себе платить за наше образование, ведь мы все равно догадались.
В ту пору к нашей двери приходило очень много людей с конвертами без марок; иногда они очень сердились и говорили, что являются в последний раз, а потом этим делом займутся другие. Я спросил Элизу, что это значит, она любезно объяснила, и мне стало ужасно жаль папу.
А однажды пришла какая-то длинная синяя бумага. Ее принес полицейский, так что мы даже перепугались. Но отец сказал, что все в порядке… Только сестры сказали, что когда он подошел поцеловать их перед сном, он плакал, хотя я уверен – они соврали. Потому что плачут только трусы и сопляки, а мой отец самый храбрый человек на свете.
Теперь вы понимаете, почему нам пора было искать сокровища. Освальд так и сказал, а Дора заявила, что у нас все прекрасно. Но остальные согласились с Освальдом.
Итак, мы созвали совет. Дора сидела в кресле – большом кресле из столовой. Мы запускали с него фейерверк пятого ноября, в День Гая Фокса,[1] когда у нас была корь и мы не могли веселиться в саду. Прожженную в обивке дыру так и не починили, поэтому теперь у нас в детской есть кресло. Я думаю, оно еще дешево нам досталось, учитывая нагоняй, который мы, мальчики, получили из-за дыры.
– Мы должны что-то предпринять, – сказала Элис, – потому что казна пуста.
Говоря это, она гремела копилкой… Копилка действительно гремела, потому что мы всегда держим в ней фальшивые шесть пенсов на счастье.
– Да,