Самолёт
В этот день тофала́ры (то́фы – коренной малочисленный народ России, проживающий в Восточной Сибири), с раннего утра сидят в аэропорту. Ждут самолёт с ценным грузом – водкой. Тофы смотрят на вершины гор, щуря и без того узкие глаза.
Горы далеко, но высокие. Кажется, что они со всех сторон обступают маленький аэродром. Взгляды скользят по сизой щетине лесов, мшисто-серым скалам и упираются в голубое небо. Вот-вот появится серебристый крестик и послышится долгожданный рокот…
Выходит начальник аэропорта, толстый русский мужчина. Обводит взглядом лётное поле в пучках жухлой травы, длинную изгородь из березовых жердей, красно-белые флажки, мужиков, сидящих на бревнышке у изгороди. Тофы нервно ёжатся. Ничего не говорит, уходит к себе.
У него в аэропорту свой кабинет, с полированным столом и мягким креслом, картой на стене. В зале ожидания, уютном и теплом, стоят разлапистые листья в кадках. Там на скамейках маются один-два пассажира. Можно было бы зайти, посидеть, но боязно – вдруг начальник заругается. Были бы они пассажиры – другое дело. Тогда все законно: билет, чистая одежда, сумка или рюкзак. Сразу видно – человек в город собрался.
Когда прилетит этот самолёт! Вон и подвода готова, стоит неподалеку. Конь уже привык, не пугается рёва приземляющегося чудища.
А как выгрузят ящики, мужики, держась руками за края подводы, проводят долгожданный груз до магазина. Вечером село будет пьяным. Праздник.
Тофы давно живут в бревенчатых домах. Но почти в каждом дворе стоит чум. Жерди, покрытые оленьими шкурами. На земляной пол брошен какой-нибудь ковёр. Ковры здесь не для того, чтобы на стенках висеть. Дома обстановка не богаче. Тряпьё на кроватях, кое-какая посуда на столе. Ребятишкам из бедных семей, а таких большинство, перед школой от комитета выдадут одежду, и остригут каждого школьника наголо.
В селе своя пекарня и «электростанция», то есть движок. Свет, желтый, мигающий, горит до двенадцати ночи. Потом его отключают. По ухабистым улицам ездит, громко рявкая, гусеничный трактор.
Маленькой я ужасно его боялась. Пряталась под столом на кухне, пока не проедет мимо. Связь жителей с внешним миром – самолёт. Небольшой, пассажиров на восемь, не считая пилотов.
Мы с мамой летали как-то в больницу, в Нижнеудинск. Сначала было тревожно, но интересно. За круглым окошком качались лесистые кромки гор. Потом началась тряска, стало не до зрелищ за окошком. Нам дали зеленые бумажные пакеты. Мне казалось, что у них и запах такой: чтобы поскорее вырвало. Потом увидела такие же пакеты в магазине и удивилась: тут-то они зачем? Чтобы покупателей тошнило?
Кипит!
Было мне пять лет. У родителей – работа, таинственные партсобрания. Они ушли зимним вечером, мы остались вдвоём с сестрёнкой. На печке – кастрюля с картошкой.
Накануне на плите кипятилось молоко, убежало, столько было дыма, охов и ахов! И вдруг вода в кастрюле начала кипеть и плескать, с шипением, на плиту!
Я – в панике! Забралась на ящик с бельём, открыла форточку и начала орать в темноту:
– Мама! Ки-пит!!!
Здание сельсовета – в конце улицы. Кто-то услышал, сказал родителям.
Когда мама ворвалась в дом:
– Что, где горит??? – соседка уже отодвинула злополучную картошку на край плиты.
Колодцы и доски
В общей сложности прожили мы в Алыгджере три года. В первый год мы с сестрёнкой обследовали ближайшие окрестности.
В первую очередь обнаружили склад досок, которые сложили для просушки в виде огромной решетки, и мы с сестрой забирались в квадратные «колодцы». Они пахли сосной. Таинственное, опасное и интересное место для игр.
Потом мы бродили по полуразрушенному бараку, доски пружинили под ногами.
За молоком
Мы с Леной, взяв бидончик, ходили за молоком. Две крохи шагали по мостику над журчащей речушкой, через лесок, по дороге в аэропорт. Издали разглядывали огромный заржавевший остов самолёта, что лежал в траве.
Заходили в чистенькую ограду – ни травинки. Ждали, когда хозяйка позовёт. Она наливала парное, с шапкой пены, почти горячее молоко в бидон.
Однажды кто-то из нас споткнулся на мостике, там была гнилая доска, и молоко разлилось. Мы пошли обратно, к хозяйке. Но второй раз она не наполнила бидончик, велела идти и сказать маме. Отправились мы, плача, домой. После этого мама ходила за молоком сама.
Витаминки
Сладким нас не баловали. Однажды мама дала витаминки, и спрятала пузырёк в комод. Когда родители ушли, мы с Леной достали две бутылочки с витаминами и, то радуясь, то морщась – разные были слои в желтых горошинах, начали их катать во рту и раскусывать.
Съели всё! И не сразу бы мама обнаружила пропажу витаминов, но к вечеру мы с сестрой покрылись красной сыпью.
Две бутылочки валялись под кроватью. Как нас ругали! А вкус восхитительных сладко-кислых шариков