Так уж вышло, что в феврале 1984 года мне вновь довелось очутился на брегах Невы. На сей раз, буквально за два-три дня до моего приезда, умирает Ю. Андропов.
Мой друг, встречая меня в аэропорту и радостно тиская:
– Господи, Голибушка! Ты бы почаще к нам приезжал…
Азбука бармена
Помнится, самое первое, что я сделал, очутившись за стойкой бармена, это составил огромный список, который был разбит на две колонки: в левой её части мною старательно были выведены корявым почерком русские слова и предложения. После каждой строчки следовал прочерк, то есть тире и … далее – было пусто.
С этим листком я поочерёдно подходил ко всем нашим гидам с единственной просьбой – заполнить пробел в правой колонке. Соответственно, на разных языках.
– Зачем тебе это надо? – с улыбкой поинтересовалась одна из моих знакомых, которая работала с итальянцами.
– Как это, «зачем»? Должен ведь, я как-то изъясняться с иностранцами?– в свою очередь, удивился я.
– Нет, ничего, конечно, – смущённо ответствовала подруга, с трудом сдерживая свои эмоции. – Ну, например, вот здесь! – ткнула она указательным пальцем в строчку и, не выдержав, громко рассмеялась. – Или вот тут!
«Что Вы делаете сегодня вечером?» – прочитал я, стараясь сохранить невозмутимость.
«На сколько дней Вы приехали в Бухару?» – стояло чуть ниже.
«Давайте выпьем».
«Хотите узнать, как выглядит восточная спальня?».
И так, до самого конца списка…
Узбекская матрёшка
Не могу удержаться, чтобы не поделиться впечатлениями моего наблюдательного минского друга, гостившего (на тот момент) у меня на родине и побывавшего в одном сельском магазинчике.
По его возбуждённому состоянию и лукавым глазам я понял, что произошло что-то жутко интересное.
– Представляешь, – ошарашено наклоняется к моему уху друг, с опаской озираясь по сторонам, словно кто-то нас может подслушивать, – там, в магазине я увидел набор кухонной посуды.
– Ну и что? А ты там хотел застать: пушку или танк? – попытался съязвить я.
– Да нет же! Ты загляни.
«Ну, что может быть интересного в обычном сельпо?» – подумалось мне. Однако любопытство взяло верх и я, войдя вовнутрь и подойдя к указанной витрине, остановился возле набора алюминиевых кастрюль, недоуменно уставившись на обычную хозяйственную утварь.
– Ну, и? – не понял я.
– Читай – шёпотом произнёс Андрей, кивнув головой на ценники, разложенные аккуратно под каждой из кастрюль.
Даже мне, привыкшему ко всему, сделалось смешно, когда взгляд упал на один из них. Под самой большой кастрюлей лежал ценник, на котором старательно было выведено «Каструл».
– Ну что ты хочешь от простого кишлачника? – попытался я защитить своего земляка.
– Нет, нет. Ты дальше читай.
Далее моему изумлённому взору предстала кастрюля чуть меньших размеров, под которой тем же почерком было написано: «Каструлка».
Я не выдержал и засмеялся. Но… оказалось, что ещё рано, потому, что товарищ тихонько дёрнув за рукав, перенаправил моё внимание к третьей, самой маленькой кастрюльке.
«Каструлчик» – прочитал я сквозь слезы, и мы мигом выскочили на улицу, чувствуя на себе недоуменный взгляд хозяина-продавца магазина.
«Илюша-американец»
Не секрет, что после «перестройки» и развала Союза, многие люди на всем постсоветском пространстве стали паковать чемоданы и переезжать туда, где им жилось бы хорошо. Бухара, как известно, не явилась исключением. И одними из первых за кордон ринулись бухарские евреи.
История, которую поведал мне мой друг (бухарец), живущий теперь в Москве, касается одного нашего общего знакомого Илюши, покинувшего в своё время Бухару и обосновавшегося в столичном городе Нью-Йорке.
Мой друг, будучи как-то в Америке, совершенно случайно встретил этого товарища и – понятное дело – они разговорились. Причём Илюша производил впечатление такого делового, не то маклера, не то биржевика, ежеминутно вытаскивая из кармана свой недавно приобретённый мобильный телефон, входивший тогда ещё только в моду.
Товарищ мой был в явном замешательстве: ведь он знал, что не прошло и года, как несчастный бухарский еврей из махалли вступил на землю нового континента. Как он смог так подняться, ведь, чего только стоит выучить язык?
К счастью, вскоре у Илюши зазвонил телефон, после чего сомнения рассеялись, и все стало на свои места.
– Мебахшед, акажон (тадж. «Извините, брат») – скороговоркой произнёс Илюша, обращаясь к собеседнику – я вынужден поговорить по-английски.
Мой друг понимающе кивнул ему и услышал в ответ следующий диалог, а вернее – монолог новоиспечённого американца:
– Алло,