Голова была ясной, какой – то проветренной, что – ли. Он понимал, что умер. Жизнь закончена. И, слава Богу. Последние месяцы там были не то чтобы мучительными. Он иногда, всё реже, обретал способность приходить в себя, понимать, что умирает, и опять впадал в беспамятство. В редкие моменты «яви» видел возле кровати родных. Ему было жаль их, вина за принесенные им хлопоты и трудности совсем добивала остатки оптимизма. Хотелось уйти.
Теперь всё закончилось. Но что началось? Что это за скольжение в полу-воде, полу-облаке. Это вечно будет продолжаться, или какой-то этап очищения, что – ли? Так текли не спеша, как сама река его мысли, тягучие, без намека на волнение или тревогу, как у человека без забот, и мыслей, к примеру, наблюдающего за бегом водомерки по глади пруда.
И свет! Он поражал. Не было ему аналогов в той жизни. Сразу и оранжевый, и розово – голубой. Он не менялся, но чудились, то звучание, едва уловимых алых тонов, то проблески фиолетового. Это было не солнце, не электричество. Свет был везде, даже под толщей потока, внизу. Менялся его, света, характер только на линии горизонта, отделявшего воображаемое небо от такой же, воображаемой Реки. Он называл их словами, наиболее подходящими из его опыта, из прожитой жизни.
И вдруг он вспомнил! Нет, скорее ощутил. Он уже существовал в таком свете. Да! Вот он сосет свой малюсенький пальчик, открывает и закрывает глаза, еще не умеет думать. Но этот свет вокруг! Он обволакивает, пронизывает жидкость окружающую его крохотное тельце, позволяет видеть недавно сформировавшимся глазам. И те же ощущения невесомости и покоя, как и сейчас.
Он еще дальше, без всяких усилий, продлил это воспоминание. Нашел и разницу. Тогда свет уходил на время, видимо ночью, и он уже ничего не помнил про темноту. Спал, наверное, маленький будущий ОН.
А ОН теперешний, удивился этому воспоминанию, такому невероятно отчетливому, как будто снова прожил этот краткий кусочек бытия, жизни до рождения. Попробовал вспомнить еще какой – ни будь эпизод своей почти девяностолетней жизни. И понял, что помнит ВСЁ! О каком бы случае или дате не задумывался, память, а может быть и что – то более сильное, сразу переносило его в это мгновение, и он был тем, каким был в это далекое, или близкое время.
Взгляд упал на левую руку. Ниже локтя, почти до кисти кожа была заметно светлее. Этот след от детской ссадины был заметен долго. Только в старости исчез под многолетним слоем загара. И перед глазами (вернее не перед глазами, а вокруг) лето. Старая дорога на пляж. Он перешел в восьмой.
Гордо сидит на новом, взрослом велосипеде ХВЗ – Харьковский велозавод (передние ручные тормоза, фара, и – чудо в те времена – три скорости с переключателем на руле!) Каникулы. Он едет на пляж. На Дунай. Вот уже проехал загородную ТЭЦ с нещадно дымящей угольной пылью трубой, переезд без шлагбаума, но с табличкой «tren de atenție» – «берегись поезда», оставшейся еще с румынских времен Бессарабии. А дальше крутой спуск. Новый велик испытывался на всех режимах. Он поднажал на педали, ускоряясь, чтобы взлететь на следующий за спуском подъем. Но серый с крапинами ствол придорожной акации (он видел все чешуйки и крапинки на стволе, и как дерево росло в глазах по мере приближения) неожиданно встал на его траектории. Да, скорость он явно превысил! Сила инерции не позволила ему повернуть вслед за дорогой. Вынесла на обочину. Тормозить поздно! Он понял – надо падать. Не въезжать же новеньким ХВЗ прямо в ствол. Направив велик вправо от угрозы, сам он свалился на дорогу, покрытую угольным шлаком, слева от дерева. ХВЗ не пострадал. А по его левой руке, как наждак прошел. От кисти до локтя. На месте содранного верхнего слоя кожи через непривычно белую плоть проступали первые капли крови.
До пляжа было рукой подать. Там друзья нарвали густо росшего вокруг подорожника, облепили листьями ссадину и замотали в его майку. Купался он в сторонке от буйной компании, высоко держа раненную руку над головой.
Он еще раз удивился четкости и яркости воспоминания. Сколько оно длилось? Как долго он был там, в прошлом? Минуты, час, а может быть долю секунды? Взгляд невольно упал на левую руку. Только что там была свежая рана. А сам он был подростком, налитым детской, бурлящей энергией.
Как чудесно окунаться в свою жизнь, опять быть там, не на этой реке, а в закончившейся недавно земной жизни. Правда, воспоминания не разрешали ничего изменить. Всё приходящее было копией, причем строгой, прошедших событий. Не мог он в этом эпизоде замедлить заранее бег велосипеда, уйти от дерева.
Подумалось – а как было бы здорово проживать