Маша вернулась на кухню, Дабрый с удовольствием проводил ее взглядом. Иван не ревновал. Глупо. Он и Маша – две встретившиеся половинки, третий здесь лишний. Дабрый понимал это как никто другой. После каждого появления Маши он оборачивался к Ивану и с демонстративной завистью качал головой: «Эх, и повезло же тебе, паршивец».
Дабрый любил ходить к ним гости. «Погляжу на вас – и вновь жениться хочется», – вылетало у него периодически. Даброму не повезло, жена ушла, причиной называли измены Даброго. Интуиция подсказывала Ивану, что не все так просто. Впрочем, он в чужую жизнь не вмешивался, если друг захочет – расскажет сам.
Маша порхала с кухни в гостиную и обратно – счастливая, веселая, светившаяся изнутри.
– Иван да Марья, – протянул Дабрый, откинувшись на спинку кресла. – Лепота.
Иван оглянулся на кухню, где журчала вода и звонко стучали тарелки, собрался с силами и выдохнул:
– Кое-что о лепоте и ей подобным. Что ты знаешь о Лиапате?
Дабрый поперхнулся, пиво пошло через нос.
– О ком? – с трудом продралось сквозь кашель.
Иван глядел прямо, а глаза друга изучали узоры на обоях.
Так и думалось, Дабрый знает. Знают практически все, и удивительно, что тайна остается тайной. Странно. Народная мудрость гласит: где знают двое, знает и свинья. А здесь – весь город в курсе, и… молчок. Тотальный.
Так не бывает. Не может и не должно быть. Похоже на гипноз, будто город погрузился в сон, где запретили упоминать определенную тему. Недостоверные слухи, обрывки разговоров, случайные обмолвки – вот все, чем располагал Иван. Он даже сомневался, что предмет интереса существует в реальности. Реакция друга доказывала однозначно: Лиапата – не миф.
По телевизору комментатор объявил о начале второго тайма, трибуны ревели, шум стоял оглушительный. Иван склонился к уху Даброго:
– Можешь устроить встречу?
Дабрый покосился на дверь кухни и тоже понизил голос:
– Ты ведь женишься.
– Именно поэтому.
Глава 1. Жених
В городке, где проживал сослуживец, Иван оказался не по собственной воле. Тихомировск – небольшой районный центр на отшибе цивилизации, не так давно народ массово бежал отсюда в областной центр или, если позволяли наглость и амбиции, в далекую столицу. Сейчас дела наладились, единственный в городе завод восстановился, появилась работа, и места уехавших с успехом занимали приезжие из окрестных деревень.
Иван попал сюда три месяца назад, когда прохожие с трудом балансировали на покрытом жидкой кашицей гололеде, а за шиворот со снайперской точностью летела капель. Тянувшееся полдня заседание суда завершилось, и ноги несли Ивана по знакомому адресу. Все закончилось хорошо, душа пела, долгожданное солнце заставляло щуриться. Два года условно с освобождением из зала суда вместо реального срока – разве бывает что-то лучше?
На узком тротуаре пришлось потесниться – навстречу прошли двое коммунальных работников в спецжилетах с надписями. Не обращая внимания на окружающих, работяги крыли друг друга многоэтажными оборотами, от которых покраснел бы даже филолог. Дело шло к рукоприкладству. Посторонних оба намечавшихся драчуна игнорировали, но голосов не повышали, и смысл ссоры оставался непонятен – основная часть слов перекрывалась дорожным шумом. Коммунальщики миновали Ивана, а через минуту за спиной раздался выкрик, похожий на невнятное ругательство. То, что случилось потом, напоминало фильм в жанре абсурда. Словно по команде, немногочисленные мужчины с обеих сторон улицы ринулись разнимать подравшихся коммунальщиков. Поражала согласованность действий, как в армии, без раздумий и колебаний. Точнее, сначала поразили согласованность действий и самоотверженность, с которой в драку полез каждый, кто оказался в пределах слышимости, а дальнейшее вызвало сомнения в собственном рассудке. Разнимать дерущихся никто не собирался, мужчины вместе били одного – руками и ногами, как личного врага. Сопротивляться толпе тот не мог. Сжавшись в позу эмбриона, он катался по каше из снега и грязи и закрывался руками, а сбежавшиеся мужики всех возрастов, от парней до пожилых, пинали его в лицо, в живот и в спину. И все это в абсолютном молчании – никто не объяснял причин нападения. Рядом останавливались машины, водители подключались к избиению. Тоже только мужчины. Женщины – с улицы и в машинах – звонили в полицию, и это были единственные голоса кроме вскриков жертвы. Мужчины делали свое дело безмолвно и сосредоточенно.
Иван остановился. Он не мог уйти и не узнать, чем все кончится. Первым порывом, когда все началось, было броситься на помощь… но – кому? На лицах избивавших читалась правота, каждый из подключившихся знал со стопроцентной уверенностью, что жертва виновна. Конечно, стоило вмешаться и разобраться,