В письме она говорила, что я сбилась с жизненного пути, что мне трудно понимать смысл текущих жизненных обстоятельств и надеяться на будущее; она ощущает, что нас с ней связывает нечто общее, и хоть она и не может объяснить это чувство, но уверена, что далеко не все явления в нашей жизни требуют объяснения. Она знает, что многие отрицают возможность воздействия на человека небесных тел, но твердо верит, что я не из их числа. Во мне нет слепой веры в реальность, которая заставляет людей требовать достоверных научных объяснений. Она знает, сколько страданий уже выпало на мою долю, и знает, что я начала задаваться кое-какими вопросами, но всё еще не получила ответов. В движении планет, продолжала она, представлено бесконечное количество возможностей человеческой судьбы: должно быть, некоторые просто не в состоянии поверить в то, что их незначительная жизнь может отражаться в звездах. Грустно, что в век науки и тотального неверия мы потеряли чувство собственной значимости. Мы стали жестокими по отношению к себе и другим, потому что убеждены, что в конечном счете не представляем никакой ценности. Астрология же предлагает не что иное, как шанс вновь обрести веру в значимость человека: насколько больше достоинства и благородства, доброты, ответственности и уважения мы могли бы привнести в наши взаимоотношения, зная, что каждый из нас имеет значение планетарного масштаба? Именно я, согласно ее ощущениям, могу разглядеть потенциал астрологии в достижении всеобщего мира и процветания, не говоря уже о том, какую революцию способно произвести возвышенное понятие судьбы в личной жизни каждого человека. Она надеется, что я прощу ее за прямоту и за то, что она решила мне написать, и, как она уже говорила, нас связывает нечто общее, что и заставило ее обратиться ко мне от чистого сердца.
Вполне возможно, что те же самые компьютерные алгоритмы, с помощью которых было создано это письмо, создали и самого астролога: ее фразы были слишком типичными, специфические обороты повторялись слишком часто; с бросающейся в глаза очевидностью она пыталась походить на определенный человеческий типаж и потому, скорее всего, не была реальным человеком. В итоге ее сочувствие и обеспокоенность казались слегка пугающими; впрочем, по тем же причинам они были и совершенно нейтральными. Один мой друг, впавший после развода в депрессию, недавно признался, что его до слез трогает обеспокоенность его здоровьем или эмоциональным состоянием, проявленная в языке рекламных роликов или упаковок продуктов; его может растрогать анонимный голос, звучащий в поездах и автобусах и заботящийся о том, чтобы пассажир не пропустил свою остановку. Когда он ведет машину, женский голос навигатора направляет его так преданно, как никогда не делала его жена. Он сказал, что чувствует в эти моменты что-то похожее на любовь. В основе таких технологий лежит большой массив информации о жизни и языке, так что, возможно, именно по этой причине искусственный интеллект превзошел человека, стал более настоящим и доступным; теперь от машины можно услышать больше нежных слов, чем от ближнего своего. Искусственный интеллект был разработан на основе опыта многих людей, а не одного человека. Другими словами, прежде чем стало возможно сгенерировать такое письмо, на свете должно было пожить множество астрологов. Утешает, по мнению моего друга, то, что этот океанический хор невозможно приписать одному человеку, он исходит ниоткуда и отовсюду: многим эта идея кажется ужасающей, но для него размывание индивидуальности означает исчезновение возможности причинить боль.
Этот же друг, писатель, сказал мне еще тогда, весной, что если я буду переезжать в Лондон с ограниченными средствами, то лучше купить квартиру в плохом доме, но в хорошем районе, а не наоборот. Только настоящие счастливчики и настоящие неудачники, сказал он, могут получить и то и другое – остальным приходится выбирать. Мой агент был удивлен, что я решила воспользоваться этой мудростью, если ее вообще можно было так назвать. По его опыту, люди творческие делают выбор в пользу света и пространства, а не хорошего расположения. Они ищут в вещах потенциал, в то время как большинство стремится к безопасности и конформизму, к тому, что можно купить в готовом виде, к собственности, привлекательность которой заключается в сумме использованных до предела возможностей. Ирония заключается в том, сказал он, что эти люди, боясь быть оригинальными, помешаны на оригинальности. Его клиенты приходят в экстаз от одного только намека на старину – ну и переезжали бы тогда в другие районы города, где можно получить то же самое за меньшие деньги. Причина, по которой люди продолжают покупать квартиры в перенаселенных районах города, тогда как в других, развивающихся его частях масса выгодных предложений, остается для него загадкой. Он полагает, что дело в недостатке воображения. Он сказал, что сейчас на рынке недвижимости растут цены, но вместо того, чтобы отбивать у покупателей охоту, эта ситуация, кажется, только подогревает их интерес. Ежедневно он погружается в кромешный ад – клиенты рвутся в его офис, расталкивая друг друга локтями, чтобы заплатить больше за меньшее, как если бы от этого зависела их жизнь. Бывало, что во время осмотров люди ругались и торговались с невиданной агрессией, а некоторые клиенты в надежде на привилегии даже предлагали ему взятки. И всё это,