Редко в одном человеке сочетается все то, что непременно приведет его к счастью. Он обласкан природой – фортуна отказывает ему в дарах. Та осыпает его милостями – он обязательно окажется обиженным природой. Похоже, Небесам угодно было везде – как в высших своих творениях, так и в случае каждого из нас – доказать, что законы равновесия первенствуют во вселенной, ибо управляют всем, что движется, произрастает и дышит.
Живший в Париже, где он и родился, Франваль обладал ежегодной рентой в четыреста тысяч ливров, изящнейшей фигурой, обворожительным лицом и самыми разносторонними талантами. Однако под этой привлекательной внешностью таились все мыслимые пороки, включая, к несчастью, и те, приверженность к которым неизбежно влечет за собой преступления; неописуемое буйство фантазии – вот главный изъян Франваля, а от этого не излечиваются. Когда начинают угасать силы, возможности воображения умножаются. Чем меньше можешь – тем больше затеваешь, чем менее способен действовать – тем более изобретаешь. Каждый возраст приносит новые выдумки, и пресыщение, ничуть не охлаждая пыла, порождает все более зловещие ухищрения.
Как уже было сказано, с юных лет Франваль в избытке обладал всеми внешними достоинствами и всеми талантами, призванными их приукрасить. Однако из-за его полного пренебрежения к моральному и религиозному долгу учителям не удалось привить ему ни единой добродетели.
В век, когда опасные книги столь же доступны детям, сколь их отцам и воспитателям, когда под неуравновешенную систему правления подводится философская основа, неверие зовется дерзостью, а распущенность – прихотью, никто не принимал всерьез взглядов юного Франваля. И если порой его за них слегка бранили, то минуту спустя поощряли. Отец Франваля, ярый приверженец модных софизмов, первым одобрял твердые суждения сына обо всех этих материях и снабжал литературой, которая могла того развратить; какой воспитатель дерзнет после этого внушать принципы, неугодные хозяевам, которым он обязан услужить?
Франваль потерял родителей, еще будучи совсем молодым. В скором времени, в возрасте девятнадцати лет, он похоронил старого дядюшку, завещавшему ему все свои богатства с правом распоряжаться ими после женитьбы.
С таким состоянием господину де Франвалю не представляло труда жениться. Он мог выбирать среди неограниченного числа партий. Еще при жизни дяди он упросил его подобрать ему в невесты девушку помоложе, которая жила бы неподалеку. И старик, желая угодить племяннику, остановил свой выбор на некоей девице де Фарней, дочери финансиста, у которой в живых оставалась только мать. Невеста, правда, была еще слишком юной, ей было всего пятнадцать, но ей принадлежали надежные шестьдесят тысяч ливров ренты и самое очаровательное личико в Париже. В облике ее сквозили целомудрие, чистота и приветливость: тонкие черты, сотворенные Амуром и грациями; прекрасные белокурые волосы, струящиеся до пояса; огромные голубые глаза, излучающие нежность и стыдливость; стройный, гибкий и легкий стан; белоснежная кожа, свежая, как роза. Девушка одаренная, с живым воображением, но немного печальная, она отличалась той задумчивой грустью, что располагает к чтению и одиночеству. Словом, она была наделена всеми свойствами тех, кого природа обрекает на несчастья, то ли стараясь ослабить их горечь мрачновато-трогательным упоением, с которым такие натуры переживают несчастья, то ли заставляя их предпочесть слезы легкомысленному восторгу счастья, – наслаждению не столь острому и не столь глубокому.
В пору устройства будущего дочери госпоже де Фарней было тридцать два года. Это была обаятельная и благоразумная, может, немного излишне сдержанная и строгая дама. Заботясь о счастье своего единственного чада, она навела справки по всему Парижу. Родственников у нее не оставалось, и ее советчиками оказались дальние знакомые, безразличные и равнодушные. В один голос ее убеждали, что молодой господин, сватающийся к дочери, вне всяких сомнений, достойнейшая в Париже партия и непростительная оплошность – упустить такую удачу. Итак, брак был заключен, и состоятельная супружеская чета с первых дней зажила своим домом.
Молодого Франваля нельзя было упрекнуть в легкомыслии, суетливости и ветрености – распространенных недостатках, сдерживающих взросление многих мужчин, не достигших тридцати. Рачительный хозяин, любящий порядок, умеющий вести дом, он являл пример всех возможных добродетелей, необходимых в жизни. Присущие ему пороки были совсем иного свойства – они являли собой порождение скорее зрелых лет, нежели юношеского безрассудства: притворство, интриги, злобность, коварство, эгоизм, изощренное лицемерие, ложь – и все окутано флером обаятельности, одаренности и велеречивости, тонкостью ума и привлекательнейшей наружностью. Таков портрет этого человека.
Мадемуазель де Фарней, согласно обычаю знакомая с будущим мужем не долее месяца, была ослеплена блеском этого фальшивого бриллианта и оказалась жертвой заблуждения; она не могла налюбоваться на свое сокровище, боготворя его до такой степени, что следовало опасаться за жизнь юной особы, угрожай какие-то препятствия столь желанному