В этот раз привезут двоих тяжелых. Их сразу же вниз – в операционную. Оперировать будет он и Шмулик, он же профессор Шмуэль Яковлевич Каплан. Все идет своим чередом. Кто не умрет сразу, того отправят вниз, на второй этаж – в интенсивную терапию. Кто-то из них потом присоединится к тем, кого сразу повезли на первый – в морг.
Как же хороша пустыня зимой! Покрытая изумрудным шелком взошедших трав, она как апогей молодой, не подозревающей скорого конца, жизни. Семена, взошедшие на выжженной земле, ею же будут и пожраны, но сейчас ничего не предвещает беды, и ветер ласкает молодые побеги и колышет красные, желтые, синие лепестки зимних цветов настолько же нежно, насколько яростно он треплет некрологи, небрежно приклееные к городским афишным тумбам.
Многих из них Врач и профессор Каплан пытались, но не смогли спасти. Они проходят мимо этих мальчиков в черных рамках равнодушно- они не различают имен. Наших докторов такими сделала жизнь. А мальчиков такими сделала смерть. Когда небо проплачет всю ночь, наутро в пустыне расцветут цветы неземной красоты. И Врач, как обычно, выйдет на крышу пораньше.
И все пойдет своим чередом.
Беэр-Шева, 2020
Хамсин
Ветер не утихал уже третью неделю. Город утопал в песке. Песок был везде. Он хрустел под ногами и скрипел на зубах, а бледное солнце в песочной дымке жарило нещадно.
Многие ушли из города. Нет, не из-за непогоды – для пустыни в Августе это привычное дело – а из-за того, что знали: когда сюда придут, уходить будет уже поздно.
– Никто не будет любить меня так, как ты , – они лежали на кровати, рядом, на стуле, висела ее паранджа.
– Никто, – лицо у него было совсем молодое, а борода уже жесткая и густая.
– Это не твоя война, Ахмад.
– Молчи, женщина, – молодой человек с любовью посмотрел на свою жену.
Она прижалась к нему, и они заснули.
Поспать им удалось недолго. По рации ему сообщили, что нужно уходить.
Они шли, небольшим отрядом, по улице, солнце уже садилось. Оно было уже не белое, а ярко-красное, а барханы вдали, за городом, были синие.
Устланная песком мостовая задрожала под их ногами. Это был вражеский танк.
–В укрытие,– скомандовал старший. Лет ему было под сорок, лицо его было сильно загоревшим, а шрам на нем – ослепительно белым. Он шел от края волос, через лоб, щеку, и терялся в бороде.
Грохот приближался. Ахмад не успел опомниться, как она была уже на дороге, и прямо на нее двигался танк. "Сиди, не дергайся, пристрелю, – пригрозил командир,– говорил тебе, бабу не брать"
Танк остановился. Девушка сняла с себя паранджу и бросила на песок. Потом сняла платок, и распустила волосы. Из танка показалась голова в шлеме, и руки с винтовкой.
– Что ты тут делаешь? Где твоя родня?
– Я не понимаю вас..Я не говорю на вашем языке.
"Оставаться внутри",– сказал солдат своему напарнику, вытащил свое тело из танка, спрыгнул на землю, и подошел к девушке. В глазах его был нехороший огонек. Желание заставило его забыть об осторожности. Как и его напарника, который, не желая оставаться в стороне, высунулся наружу. Он предвкушал возможность урвать полагающийся ему кусок. Он, как голодный пес, ждал, пока хозяин не кинет ему кость.
– Я должен тебя обыскать,– солдат потянул было к ней руку, но в это момент раздались две короткие очереди.
Его голова треснула, как арбуз, он упал перед ней на колени, а потом лицом вниз, прямо на черную паранджу, лежавшую на песке. Его напарник распластался на танке – пуля бородача со шрамом не знала промаха.
-Поджигай танк и уходим отсюда, – сказал главный молодому, Ахмаду.
Когда они пошли, позади них был горящий танк, а впереди- кроваво красный закат солнца. Сухой, обжигающий губы ветер все никак не хотел утихать.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст