– Ближе к делу, – снова перебил Михайлюк.
– Проникающее ножевое ранение в область живота. На месте преступления был задержан мужчина шестидесяти четырёх лет, русский, худощавого телосложения, глаза серые, волосы пепельные, одет…
Старший следователь досадливо поморщился от ненужных подробностей, и лейтенант Ольховский спешно подсократил рассказ:
– Подозреваемый предположительно находился с убитой в сексуальной связи.
– Чего? – рявкнул на него следователь. – Ты совсем охренел, Ольховский? Ему шестьдесят четыре, ей двадцать пять. Какая сексуальная связь?! Сосед по пьяни зарезал! Или отец – на бутылку деньги вымогал. Личность подозреваемого установлена?
– Установлена, – пролепетал лейтенант. – Я ж потому и говорю… Подозреваемый – Волк Леонид Витальевич.
– Кто?! Это который поёт, что ли?
– Ну да. Народный артист Леонид Волк. Когда мы приехали, он сидел вот тут, на табуретке, с ножом в руках. Взяли, так сказать, с поличным.
Михайлюк потряс головой. Бред какой-то. Леонида Волка он отлично знал. Да кто его не знает? Как какой праздник, так он из каждого телевизора поёт. Михайлюку самому скоро полтинник, но ему казалось, что и его детство прошло под песни Волка. Один раз Михайлюк его даже живьём видел, ему тогда на службе выдали приглашение на торжественный концерт ко Дню милиции в Кремле, и они с женой ходили. Волк три песни спел, кажется, одна душевная такая, про милицейские будни. В общем, образ всегда улыбающегося, обаятельного певца в белой рубашке, смокинге и бабочке совершенно не вязался с типовой девятиэтажкой в Бутово, где они сейчас находились. С этой тесной кухней, на полу которой был распростёрт труп вполне заурядной девицы. С алкоголиками в пропахшем кошками подъезде и лифтом с сожжёнными кнопками. Словом, Михайлюка раздирали такие противоречия, что он рявкнул на сержанта громче, чем хотелось бы:
– И где твой подозреваемый?
– В комнате. Его Иваненко допрашивает.
Второй оперативник – ещё моложе и, по мнению Михайлюка, ещё бестолковее – действительно пытался допрашивать подозреваемого. И подозреваемым действительно был Волк. Не узнать его было невозможно. Даже тут, в декорациях, весьма далёких от сценических, он стоял в шёлковой, с иголочки, рубашке и брюках с безупречными стрелками. Вот только и рубашка, и брюки были перепачканы кровью, а на лице народного артиста не осталось и следа обычного благодушия.
Он затравленно озирался по сторонам и безуспешно пытался закурить, но никак не мог совладать с зажигалкой.
– Так вы говорите, что приехали сюда после концерта? – допытывался Иваненко.
– Да. – Певец снова щёлкнул зажигалкой. – У меня был сольный концерт в Доме музыки. Светлановский зал, ни одного свободного места.
У него заметно тряслись руки, видимо, от волнения. Михайлюк подошёл и молча протянул коробок спичек.
– Спасибо. – Волк посмотрел на него с благодарностью, поджёг сигарету, затянулся.
– Продолжайте, продолжайте, – кивнул Михайлюк оперативнику.
Но Иваненко присутствие старшего по званию сбило с нужной волны, и он задал абсолютно глупый вопрос:
– А это кто-нибудь может подтвердить?
Волк подавился дымом, закашлялся.
– Чёрт, я вообще-то не курю. Молодой человек, в Светлановском зале тысяча семьсот мест. Подсчитайте, сколько людей меня там видели. И слышали.
– Ну хорошо, а что было потом?
– Потом я поехал сюда.
– Зачем?
Волк медленно затянулся, медленно выдохнул дым в открытую форточку. Его потряхивало, было заметно, что ему стóит больших усилий держать себя в руках и отвечать спокойно.
– Видите ли, – наконец проговорил он, – нас с Лизой связывали деловые отношения.
На слове «Лиза» он совсем побледнел, перевёл взгляд на свою рубашку и теперь сосредоточенно рассматривал её, будто только сейчас увидел, что в крови с головы до ног. И осознал, в чьей именно крови.
– Дальше, – потребовал оперативник. – Вы приехали, и что было дальше?
– Дверь оказалась открытой. Я вошёл, позвал её, она не отзывалась. Прошёл на кухню, и тут она… На полу…
– Вас застали с ножом в руке.
– Я думал, она ещё жива! Я хотел ей помочь и вытащил нож. Вы… Вы мне не верите? – вдруг осёкся певец. – Вы считаете, что это я…
Он вдруг поморщился и потёр левую половину груди. Михайлюк решил вмешаться. Всё-таки заслуженный человек, да и в возрасте, не стоит с ним так.
– Леонид Витальевич, мы ничего не считаем, – мягко проговорил он, беря Волка под локоть. – Но вам нужно будет проехать с нами в отделение. До выяснения, так сказать.
– Что тут выяснять! Ох, ты ж… Здесь где-то моя борсетка была. Ваши ребята её забрали. Там таблетки, от сердца, могу я…
– Конечно,