Дверь напротив телевизионной меня открывается, и я резко оборачиваюсь, осознавая, что то же самое происходит за моей спиной.
Слабый свет заставляет снова зажмуриться.
Сквозь полузакрытые веки я вижу виновника своей экзекуции.
Дрессировщик заходит в клетку.
По телу бежит электричество, кожа становится гусиной. Нет ни миллиметра, где не проявились мурашки.
Я не узнаю Коулмана Мердера. Даже пространство меняется, от былой легкости не остается следа. Легкости, которую я иногда ощущала в его присутствии…
У меня создается впечатление, что мой покой нарушает совершенно другой мужчина. Незнакомец.
Не тот, кого я знала и видела много лет в Анмаре.
Не тот, кто обрабатывал меня все эти годы, привязывая к себе, внушая доверие, окутывая меня запретными желаниями.
Он явно чувствует себя здесь в разы увереннее, чем в Анмаре, или где бы мы ни находились – хозяином положения, не иначе.
Мой взгляд скользит по начищенным до блеска туфлям, отутюженным брюкам и черной рубашке, плотно облегающей натренированные и напряженные мышцы. Они натянуты, словно струны. Как мускулы тигра перед прыжком, перед нападением. В своем любимом цвете он больше похож на черного ягуара.
Наконец, я поднимаю взор на его лицо. Щетина обрамляет заострившиеся черты, полностью передающие настроение мужчины. Мердер отожествляет сдержанную ярость. Дымится, словно вулкан перед извержением, пугая своим жутким зрелищем и готовя к неминуемой гибели. Бешенная мужская энергетика вонзается под мою кожу наточенными микролезвиями, и я невольно вдавливаю голову в плечи.
Женщины оборачиваются на таких мужчин. Смотрят, изучают, заваливают вниманием, бегают перед ним на цыпочках, трепещут, благоволят… Меньше всего мне хочется быть безвольной рядом с ним, но пока я настолько растеряна происходящим, что другой быть не получается.
Я подавлена. Слаба. Не готова… к подобному. К такому невозможно подготовиться.
Вновь смотрю на мужчину, источающего флюиды абсолютной власти над своей излюбленной жертвой.
Это совершенно другая сторона Коулмана Мердера. В ней нет иронии. Нет легкости. Нет компромисса. И диалога. В ней нет ничего кроме таких желаний, как подмять, поглотить, подчинить. Управлять. Сделать так, как необходимо ему. Ах да… еще там есть голод. И он красноречиво горит в глазах Мердера, превратившихся в черный омут. В ту самую воронку, что перемнет тебе кости и выплюнет на берег.
И я… полностью нагая, дезориентированная, сломленная увиденным… Я вся перед ним. Беззащитная.
Не понимаю, что происходит. Как мы дошли до такого? Где все, где подмога, где АРС? Как Амиран допустил это, а мой отец?
Я не покажу ему своего страха. Не позволю, не доставлю Мердеру подобного удовольствия.
– Ты сумасшедший, Коулман, – нарушаю тишину хриплым голосом. Он медленно ведет большим пальцем по своей квадратной челюсти, бросая на меня задумчивый и оценивающий взгляд.
Тьма. Абсолютная тьма в его взоре. Она поглощает меня, лишая воли.
– Что происходит, мать твою? Что это? – едва ли не кричу, срываясь, имея в виду жуткие экраны, на которых записана каждая секунда моей жизни.
– Это ты, – металлический голос эхом отскакивает от стен, порочные губы изгибаются в дьявольской ухмылке. – Ты, моими глазами, – слегка растягивая слова, поясняет Чудовище. – Тебе нравится, детка?
– Я требую, чтобы ты выпустил меня отсюда! Немедленно. Заканчивай с этим безумием! Я же написала тебе: игра закончена. Я все сказала уже, все сделала…
Коулман быстро преодолевает расстояние между нами. Его ладонь обхватывает мой подбородок, пока он сам смотрит на меня сверху вниз. Как на непослушную псинку, что вдруг растяфкалась и нуждается в дрессировке. Я ненавижу его за этот взгляд, но так трудно держаться достойно, ответить ему. Когда ты абсолютно голая, окруженная своим смехом, стонами и доказательствами того, что сходила с ума по нему последние четыре года…
Сдавив мои скулы, большим пальцем скользит по моим губам. Нарочито медленно, снисходительно. Смотрит в меня насквозь, будто читает каждую мысль. Еще бы. За четыре года этих документальных фильмов… он изучил меня с головы до ног.
– Маленькая сука, – с хрипотцой нарекает он. Даже его голос стал другим. Я не понимаю, что дало ему такую железобетонную уверенность в себе и свободу. Словно руки у подонка развязаны. Мердер будто больше не сдержан ни Амираном, ни законами Анмара, ни последствиями.
– Игра только началась, Анджелина, – расплывается в хищной улыбке одержимый программист.
Привет, Джокер. «Вопрос… Ты умрешь за меня?» Не хватает только безумного смеха и прыжков в грязную бочку (примеч. отсылка к сцене