– Однако, – насмешливо произнесла Валери после неловкой паузы. – Это что-то новенькое.
– Извини. – Я застегнул брюки.
– Да ладно. Пойду-ка лучше в дом.
– Иди.
Слегка раздосадованная, Валери удалилась, на ходу заправляя блузку. Я и сам на себя досадовал.
Подумаешь, сделали Джеку минет в подвале. Это же Джек, чего расстраиваться-то? Но я расстроился. Почему-то, когда я увидел его вот так прислонившимся к стене, до меня дошло: все рушится. Я понял с ошеломляющей ясностью, что Джек – один из этих чужаков, и уже давно. Что он все больше удаляется от нас, и обратной дороги нет. Мы уже не лучшие друзья, мы всего лишь старые друзья. Ушла Линдси, ушел Джек. Я словно почувствовал, как медленно, клеточка за клеточкой, исчезаю и скоро ничего от меня не останется.
Я не мог больше оставаться один, даже пожалел на мгновение, что отшил Валери. Направился в дом отыскивать Чака. Войдя в переднюю дверь, увидел в другом конце зала Джека, выходящего из кухни. Он перехватил мой взгляд, улыбнулся и стал пробираться ко мне сквозь толпу. Джек был уже рядом, и тут раздался чей-то визг, а затем оглушительный звон бьющегося стекла: башенки Чака обрушились на журнальный столик. Все умолкли и повернулись к диванчику. Чак слабо помахал рукой, будто выражая признательность за долгие овации, потом посмотрел на нас с Джеком и сверкнул пьяной улыбкой.
– Вот теперь можно и домой пойти, – заявил он, откинулся на спинку дивана и вырубился.
Глава 6
Тридцатник… блин. В этом возрасте мои родители уже воспитывали меня. Раньше я играл в баскетбол, потому что мне нравилось. А теперь лишь для того, чтобы оставаться в форме. Скоро придется отправлять ежегодную поисковую экспедицию вверх по прямой кишке – поглядеть, как там толстая кишка. Моцарт в мои годы уже написал бо́льшую часть своих вещей. А Курт Кобейн уже два года как умер.
Что делал Билл Гейтс в тридцать? Джон Леннон? А что делал я две недели назад? Даже не могу вспомнить. Тридцатник… блин!
Вечером, через два дня после нашего провального мероприятия, я сидел дома, смотрел по кабельному старый фильм со Сталлоне, и тут позвонила Линдси.
– Привет!
– Линдси?
– Не узнал?
– Мы давненько не говорили по телефону.
– Как-то неудобно было звонить при Саре. Вряд ли ей это нравилось.
– Типичный случай ретроспективной ревности.
– Знаю, – вздохнула Линдси. – Я и сама ревновала.
– Правда?
– Ну разумеется. Женщина скорее предпочтет увидеть экс-бойфренда в могиле, чем с другой.
– Женщине следует подумать об этом, прежде чем давать означенному бойфренду пинок под зад.
– Угу, – вздохнула Линдси, безропотно принимая шпильку. – Может, не будем сейчас об этом, а?
– Извини, – я уже пожалел о сказанном. – Захотелось обвинить кого-нибудь в нынешних своих неприятностях.
– Проехали.
Мы