– Вы, кажется, решили заставить себя ждать! – гремел в моих ушах его ломовой голос.
Мой голос издал петушка и я чуть не запнулся.
– Я…Я, само собой, едва лишь вхожу в величественную прихожую науки…, – пролепетал я, расплываясь в идиотской улыбке, – у меня нет иных амбиций, кроме как завоевать звание простого исследователя. Гм… Но, простите, в этой проблеме, как мне кажется, вы уж слишком строги к Вейцману, уж слишком! Известные миру доказательства… разве… они не укрепляют его позиции?
– И какие же это доказательства? – его слова были полны угрюмого спокойствия.
– Мне и вам известно, что прямых доказательств пока не получено. Но вполне понятно, так сказать, общее направление развития научной теории…
Профессор склонился над столом, а потом поднял голову и вперил в меня сосредоточенный взор.
– Да будет вам известно, молодой человек, – прошипел он, начиная по очереди гнуть пальцы, – что фактор черепа есть фактор первостепенный!
– Несомненно! – ответил я.
– И пока что телегонические влияния сомнительны?
– Безусловно!
– Вам внятно, что плазма зародыша отлична от партено-генетической яйцеклетки?
– Без сомнений! – рявкнул я, удивившись своей дерзости.
– И что это может доказать? – спросил он таким ядовито-вкрадчивым тенорком, что я заледенел.
Я развёл руками.
– Да! В самом деле… И что же это доказывает?
– Сказать? – ещё более ядовито пришёптывал он.
– Ну, будьте любезны!
– Это доказывает всего лишь, – взревел разъярённый бычара, – что другого такого прощелыги, как ты, не сыскать во всём этом грязном Лондоне! Ах ты, гнусный, наглый папараццишка, ты так же скверно судишь о науке, как и о слове «порядочность»! Я тебя…
Его грузная туша взлетела с кресла. Глаза его пылали сумасшедшим огнём. Но даже такой страшный момент не мог ничего поделать с моей репортёрской наблюдательностью, и я с изумлением узрел, какой низенький мой профессор. Он приходился мне ровно по плечо, эдакий сплющеный Геркулес, вся жизненная мощь которого воплотилась в богатырской груди и титанических плечах и потом ушла в бескрайние глубины мозга.
– Я тут изголяюсь, молю чушь, тролю вас, сэр! – завопил он, вытянув шею и как динозавр, растопырив лапы над столом, Я несу жалкий, несусветный вздор! И вам пришло в вашу птичью голову потягаться со мной, жалкий мальчишка, вам, чей мозг едва ли превышает размеры лесного орешка! Вы, вонючие писаки, возомнили себя великими моралистами! Вы, проклятые щелкопёры и лжецы, сочли, что уже наделены властью мешать любого святого с навозом и возносить мерзавцев за облака? Вы вознамерились думать, что мы, разумные и свободные люди, присягнули валяться у вас в ногах, жалостно вымаливая у ничтожеств проплаченную похвалу? Этому нулю – протекцию, а этого трудягу – затоптать и стереть в порошок! Я в курсе ваших низких